Нет! Нельзя оповещать наследника! Она метнулась к подоконнику. Несколько фолиантов попадали, когда она выскользнула в распахнутые ставни и спрыгнула на траву. С одной стороны её прикрывала стена лекарни, с другой — ограда поселения, обрывавшаяся у древесных верхушек.

Костяная морда хина, испуская дым, выглянула из окна. В алых глазах-звездах читался вопрос.

— Упаси Боги, кто-то найдет эту книгу, — пояснила Эсфирь. — Я поняла достаточно, дриадам этого понимать не нужно. Олеандру тоже! Не могу, Мрак! Не могу! Знаю, что должна ему рассказать, но… Ведаю я, как он на меня посмотрит, ежели я сознаюсь. Ведаю, что будет! Ни за что! Не сейчас! Я спрячу книгу, ладно? Зарою, наверное, да? А ты помалкивай!

Последний вопрос она задала, подколотая страхом. Вообще-то не собиралась, и так понимая — хин не выдаст. Просто не сумеет.

С приходом лимнад давление ослабло. Жаль, не исчезло. Но теперь Олеандр мог дышать глубже.

Ряды бойцов пополнили пятьдесят воинов — преимущественно женщины, вооруженные мечами и копьями. Со стороны казалось, будто они не на войну собрались, а надумали в грязи побороться для увеселения толпы. Ни брони, ни доспехов. Предплечья лимнад укрывали мшистые рукава. Рваные юбки едва прикрывали смуглые ноги, тонувшие в сапогах на завязках. Нагрудники из варёной кожи обтягивали лишь верхние части туловищ, оголяя полоски кожи на животе. То тут, то там в волосах, заплетенных в мелкие косицы, торчали висюльки с нанизанными монетками, перья, веточки, амулеты.

Дриады никогда не жаловали женщин-воинов. И все же никто не посмел бы усомниться в боевых умениях лимнад.

Поговаривали, что сражаются они, как звери. И не при каких условиях — как существа, которым ведом страх.

— Сын владыки Антуриума. — Одна из девушек, высокая и поджарая, вышла из строя. Бусины и монеты, вплетенные в шевелюру, звякнули, когда она преклонила колено. — Мое имя Айон. Я архихранительница Вальтос. Премного о вас наслышана. И счастлива встрече.

Айон протянула ладонь. Олеандр пожал её, оглядел выстроившихся в линейку воительниц.

— Взаимно. — И горячо кивнул. — Вы пришли, невзирая на опасность. От имени владыки клана дриад я благодарю вас. Ныне всё тихо. Для вас освободили хижины. Прошу, располагайтесь, мы удовлетворим ваши нужды. И оповестим вас, ежели враг подберется к Барклей. Предупреждаю, в поселении ныне пребывают хины. Но они под надзором, не тревожьтесь.

— Поняла.

Архихранительница встала и щелкнула пальцами. Строй лимнад двинулся за ней вдоль улочки, стиснутой домами. Двое воинов-дриад поравнялись с Айон, чтобы вручить ей связки ключей на кольцах.

Олеандр превратился в натянутую струну. В последующие дни расслабиться не помогали ни чары, ни тепло Эсфирь. Он всё хотел поговорить с ней о ночи, которую они провели вместе. Знал — она переживает из-за Фрезии. Вроде и себя не осуждает, вроде и его не осуждает — во всяком случае, вслух. Но все-таки размышляет о правильности того порыва, приведшего к разделу ложа.

Да что там! Олеандр и сам об этом думал. Пытался. А разум обрезал мысли на корню, не дозволяя прорасти, и твердил: «Ты что, рехнулся? Возможно, вы скоро погибнете. О битве думай, о тетке и выродках». И он запирал рот на замок. Запирал, хотя Эсфирь мрачнела всё пуще и пуще. Запирал, потому что вступать в сражения нужно с холодной головой.

Барклей застыл в ожидании. Жизнь, чудилось, больше не текла по венам дриад. Не только Олеандр — многие страшились думать о будущем, потому как оно виделось туманным. Маячило вдали. Но чтобы подступиться к нему, существам надлежало перепрыгнуть пропасть, утыканную кольями.

Чем больше дней терялось во времени, тем сильнее маялся Олеандр. Ночами он толком век не смыкал — то терзался мыслями, верно ли расставил воинов, то из угла в угол бегал, чтобы просто отдышаться. К чему скрывать, привык он, что плечо и совет отца всегда рядом.

За себя решать несложно: ошибешься — сам пострадаешь. Иное дело, когда нужно решать за клан. И гадать, к чему приведут свершенные выборы. На чьих шеях ненароком затянулись петли.

Олеандру хотелось закрыть глаза. Сосчитать до десяти и понять, что никакие выродки и чокнутая тетка по душу не грядут. Хотелось осознать, что все опасения — страшный сон, плод воображения. Но куда там! Рассветный ветерок тронул уши вместе с воем конха.

Трубное оповещение прокатывалось по улицам, сметало воинов с кроватей и выгоняло во дворы.

— А?.. — Эсфирь как лежала, так и вскочила, завертелась вокруг себя, что-то выискивая.

Сбежал по лестнице Сапфир, на ходу цепляя за пояс ножны с мечом. Проплыл мимо него Глен, одергивая кожаный нагрудник. Спустя миг Зеф заколошматил в дверь лекарни, надрывно вопя, что небо озарили вспышки чар — знак, что дозорные у Морионовых скал заприметили в небе подозрительное движение.

— Сколько? — спросил Олеандр, когда приятель прорвался в лекарню вихревым потоком.

— Поди сосчитай всех! — прогорланил Зефирантес. — Много! Больше пятидесяти! Феникс среди них!

Твою ж!.. Еще и огонь! Плохо дело!

— Идем навстречу? — Голос Зефа дрогнул. Уголки век задрожали. — Ждут все твоего приказа.

— Боги!

Олеандр сглотнул. Первая же мысль, что бой вот-вот грянет, отозвалась в груди жжением. Страхом за чужие жизни. Осознанием, что его воинские навыки оставляют желать лучшего.

Он оглядел друзей. Они поочередно кивнули, вдыхая в него спокойствие и уверенность.

— Вперед, Листочек. — А улыбка Эсфирь и вовсе обнадежила и подтолкнула его ко двору.

Зелёное свечение окаймило Олеандра. Колдовство растеклось по листве на предплечьях. Он вышел на крыльцо. Вскинул руки, намереваясь пустить в небо сигнал, дать хранителям понять, что пора запрягать скакунов.

Как вдруг в уши вторгся трубный вой. Из будки, восседавшей на ветви дерева, выскользнул юный дозорный.

— Правитель Антуриум! — прокричал он. — Владыка вернулся! Велит не нападать!

— Что?! — воскликнул Олеандр.

— Что?! — выкрикнул за его спиной хор голосов.

Местом встречи дозорный назначил главную площадь, где раскидывало корни и ветви Вечное Древо. Туда Олеандр и рванул, чувствуя, что на предплечьях от радости того гляди бутоны проклюнутся. В боку кололо. Он едва не врезался в двух хинов. Звери отпрыгнули от него, как от полоумного. Друзья что-то кричали вслед, догоняя. Но он лишь отмахивался.

А корни Древа уже прошивали дорогу. Олеандр обогнул один. Нагнувшись, нырнул под другой, изогнутый кривой аркой. Нырнул — и сердце ударилось о ребра, растревоженное радостью встречи.

Отец! Его отец, живой и невредимый, уже спешился. Хлопал загнанного элафия по боку, подавая хранителям ладонь для рукопожатий. Все такой же. Ни капли не изменившийся. С короткостриженой бородой, обступавшей губы плотным квадратом. С темно-каштановыми волосами, небрежно зализанными к затылку. И золотыми глазами, которые пронзали насквозь, глядели в самую душу.