Игра продолжалась с перерывами часа в четыре, пока, наконец, обладателю глаза это не надоело. Тогда Лиминг смастерил новую спираль и закричал в нее что было сил, чем вызвал еще одну проверку. В этот раз его не раздевали и камеру не обыскивали, ограничившись конфискацией незнакомого предмета. Симптомы усталости были налицо.

Проволоки осталось всего на один ускоритель сердечного ритма. Он решил приберечь ее на будущее, а пока — подремать. Плохая пища и недосыпание грозили подорвать его силы.

Он лег на скамью, вздохнул и прикрыл воспаленные глаза. Через пару минут раздался такой храп, будто перепиливали решетку. В коридоре началась паника, за которой последовало очередное вторжение.

Проснувшись от шума, Лиминг призвал на головы тюремщиков все мыслимые и немыслимые напасти. Затем снова улегся. Он совершенно устал, правда, и они — не меньше.

Он спокойно проспал до полудня, сделав только перерыв для обычного жуткого завтрака. Потом настало время обычного жуткого обеда. На прогулку его не выпустили. Он колотил в дверь, требуя, чтобы ему объяснили, почему его лишают свежего воздуха, и угрожая всем и каждому принудительными лечениями от всевозможных существующих и несуществующих болезней. Но ничего не добился.

Тогда он сел на скамейку и задумался. Может быть, отмена единственного развлечения — это месть за то, что из-за него они всю ночь прыгали, как перепуганные блохи? Или они подозревают ригелиан и не хотят, чтобы он с ними общался?

Так или иначе, но он задал врагам перцу! И причем в одиночку! А это уже кое-что. То, что боец попал в плен, вовсе не означает, что он вышел из боя. Даже из-за этих толстых стен он сумеет насолить противнику, отнимая время и энергию, внеся сумятицу в его ряды, обезвредив хотя бы немногих из вражеской шайки.

«Теперь, — решил он, — самое время распространить и усилить заклятье». И сделать это как можно основательнее. Чем шире он его распространит и чем в более туманные слова облечет, тем успешнее сумеет приписать его действию любые несчастья, которые раньше или позже непременно случатся.

Так бывает с гаданиями цыганок. Люди склонны придавать особый смысл туманным изречениям, когда возникают обстоятельства, которые можно истолковать в свою пользу. Тут даже не нужно быть особенно легковерным. Заставьте человека чего-то ожидать, а потом, когда случится нечто подобное, он так и ахнет от удивления.

— Очень скоро на вашем пути встретится высокий брюнет.

После этого сообщения годится любой мужчина, ростом выше среднего и не альбинос. А под «очень скоро» подразумевается любой срок от пяти минут до пяти лет.

— Мамочка, вчера заходил страховой агент. Так вот, он мне улыбнулся! Ты ведь помнишь, что говорила цыганка?

Чтобы получилось что-то стоящее, нужно приспособиться к окружению. Если оно в корне отличается от обычного, то и приспосабливаться к нему придется совершенно по-особому. Насколько ему известно, он, Лиминг, — единственный замлянин в этой тюрьме. Мало того, он единственный узник, которого содержат в одиночной камере. Значит, его тактика не должна иметь ничего общего с планами ригелиан.

Ригелиане, несомненно, что-то затевают. Они не стали бы таиться просто так. Скорее всего, они роют подкоп. Может быть, и сейчас кто-то из них, сидя под землей, скребет и царапает землю голыми руками, пробиваясь через грунт и скалу, продвигаясь за ночь на мучительные два-три дюйма. Да еще постоянный риск быть пойманным на месте преступления и безжалостно убитым. Труд целого года может оказаться бесполезным от единственного окрика, одной автоматной очереди. А между тем, чтобы вырваться из неприступного каменного мешка, совсем необязательно совершать отчаянный побег. Имея достаточно терпения, изобретательности, красноречия и хитрости, можно убедить врага распахнуть двери и выпустить тебя на свободу.

Просто нужно хорошенько пораскинуть мозгами, которыми наградил тебя Бог.

По теории вероятности, в тюрьме и за ее стенами должны происходить разные события, в том числе и неприятные для врага. У кого-то из офицеров может заболеть живот. Или какому-нибудь охраннику повезет упасть с лестницы, ведущей на сторожевую вышку, и сломать ногу. Кто-то может потерять деньги, штаны или голову. Где-нибудь поблизости может рухнуть мост, или сойти с рельсов поезд, или разбиться при взлете корабль. Может произойти взрыв на фабрике боеприпасов. Какой-нибудь начальник может отдать Богу душу, если она у него, конечно, имеется. И тогда, если Лиминг сумеет доказать, что именно он — причина большинства этих бед, у него сразу появятся козыри. Главное — так все обставить, чтобы они не смогли его разоблачить и отомстить, бросив в камеру пыток.

Идеальная стратегия Лиминга — найти такой способ убедить врага в своих возможностях, чтобы он при этом уверился в собственном бессилии противостоять ему. Если это получится, что еще неизвестно, то неприятель должен прийти к логическому выводу о том, что единственный способ избавиться от постоянных неприятностей — это избавиться от самого Лиминга, причем отпустив его живым и невредимым.

Если бы он сумел — а это тоже вопрос — накрепко связать причину и следствие, то им, чтобы избавиться от следствия, пришлось бы устранить причину.

Задача, как именно достичь столь фантастического результата, — огромная проблема, которая, будь он дома, повергла бы его в полное смятение. Скорее всего, он просто объявил бы ее неразрешимой, несмотря на основную заповедь звездных войн, согласно которой неразрешимых ситуаций не бывает. Но у него было целых три месяца, чтобы придумать свой план, а суровая необходимость прекрасно стимулирует умственную деятельность. Очень хорошо, что у него была идея наготове — всего через десять минут ему пришлось ею воспользоваться.

Дверь распахнулась, на него мрачно смотрели трое охранников. Один из них объявил:

— Тебя срочно требует комендант. Амаш, фаплап.

Лиминг вышел со словами:

— Запомните раз и навсегда: я вам не фаплап. Ясно?

Охранник подтолкнул его вперед.

Комендант лениво развалился за письменным столом. С каждой стороны от него примостилось по офицеру. Глаза начальника, прикрытые роговыми наростами, были без век, что придавало ему холодный, неприступный вид.

Пока он изучал Лиминга, тот непринужденно расположился в удобном кресле, но офицер, сидевший справа, сразу же прикрикнул на него:

— Стоять смирно в присутствии коменданта!

Комендант махнул рукой, отменяя приказ, и устало сказал:

— Пусть сидит.

«Первая уступка», — начал счет Лиминг.

Он с любопытством покосился на стопку бумаг на столе. «Наверно, здесь полный список моих прегрешений, — подумал он. — Что ж, время покажет. Во всяком случае, у меня есть в запасе пара-другая уловок,