честных правил задом

сидит забившись в угол. Тень Овца

над ним зависла черным абажуром,

на блейте флея: – Умереть! Уснуть!

Упасть – отжаться! Руки на капот

старухе, Герман! Ваша карта бита!

Шаг влево-вправо – сразу замочу!

Владимир Строчков. «Для протокола» [1061].

Деепричастие шерша, соотнесенное с шурша, у Строчкова фразеологически производно от французской поговорки Cherchez la femme – «Ищите женщину» (как причину чего-либо неявного):

Вокруг разгул страстей, скорбей,

ест скарабея воробей,

терзает коршун воробея,

а коробейник удалой,

хохматый тружень полосатый,

стремит свой звездно-волосатый

полет на новый аналой

С цветка к цветку перевитая,

гудит шершхебель-пылесос,

шерша ляфамок – лиль и роз,

шурша в них шнобелем и тая.

Владимир Строчков. «Махатмый жужель над цветком…» [1062].

Мария Степанова изобретает деепричастие дежа, добывая его из французской по происхождению идиомы дежа вю или даже из слова дежавю (франц. déjà vu – ‘уже виденное’):

Одной ногой касаясь пола.

Глазьми не глядя, а кружа.

Проснусь ли кем? Какого пола?

Какие вю себе дежа?

Мария Степанова. «Куда ты, я? Очнусь ли где-то?..» [1063].

Деепричастие мордя у Владимира Гандельсмана представляет собой перевертыш-реверс формы ядром, что и поясняется в самом тексте:

То стучат стучмя комья вбок,

самозакаляясь железа гудит грань,

солоно сквозь кожу идет сок,

скоро-скоро уже зарычит брань:

   Мне оторвало голову,

   она летит ядром,

   вон летит, мордя, —

   о, чудный палиндром!

   Пуля в сердце дождя,

   в сердце голого.

   Дождь на землю пал —

   из земли в обратный путь задышал.

Владимир Гандельсман. «Тема» [1064].

Авторские деепричастия появляются и при расчленении слов, например:

В процессии отлова перелётных птиц

в процессии поимки пёрышек летящих

сверху в ниц, ты, огибая половиц

скрипучих, пятишься назад. И пятишься

назад… Так постепенно издевая

за шагом ша, спиной прижа, тая

к холодному… скажи: зачем?

Владимир Дурново. «В процессии отлова перелётных птиц…» [1065] ;

Как родину спокойно ненавидеть?

Что говорить лысеющей траве,

как расходиться после по местам,

топча ее свалявшуюся жидеть,

неся сухие кости в рукаве

и ветра перекошенный тамтам

в запекшем ухе? – Ухая собой

на каждом лопухе и чистотеле

и серую молитву говоря,

как старый, водкой пахнущий плейбой,

чья маленькая мысль о чистом теле

всё убегает, убегает серой тря-

согузкой

Игорь Булатовский. «Со станции „Пери“» [1066] ;

И, как Бетховен раскудря

главу кудрявую

опустит небо в звукоряд

луну дырявую.

Наталья Горбаневская. «Забиты прорези в стене…» [1067].

В последнем из этих контекстов есть, вероятно, интертекстуальный элемент – песня «Раскудрявая девчонка» с такими словами: С платочком в белых кружевцах / Девчонка в танце кружится. // Раскудря-кудрявая девчонка, девчонка, девчонка, Что обходишь ты меня сторонкой, И не глядишь ты на меня? (слова В. Коростылева, музыка М. Зива).

В стихотворении Владимира Гандельсмана «Баллада по уходу» обрывками слов создаются образы постепенного отключения сознания:

Сел в качалку полуоткрытый рот,

и парик отправился в спальный грот.

Тело к старости провоняет, потом умрёт.

О бессмысленности пой песню, пой,

я сиделка на ночь твоя, тупой,

делка, аноч, воя, упой.

Владимир Гандельсман. «Баллада по уходу» [1068].

В данном случае разница между общеупотребительным деепричастием глагола выть и авторским – акцентологическая, но в контексте оно производно от местоимения твоя.

В логогрифе Александра Кондратова «Ликвидация поэзии» (логогриф – текст с постепенным убыванием строк, предложений, слов) возникает деепричастие зия, которое можно понимать как незавершенное нормативное деепричастие зияя ‘обнаруживая пустоту’:

Поэзия. Поэзия!

Оэзия поэзия

эзия оэзия!

Эзия, эзия,

эзия зия!

Зия, зия,

и я – зия…

И я, и я,

я и я,

      я, я

Александр Кондратов. «Ликвидация поэзии» [1069].

В стиховедении есть термин зияние, обозначающий сочетание двух гласных, чуждое славянской фонетике и нежелательное в классическом стихосложении. Собственно, именно такое зияние присутствует в самом слове поэзия.

У Владимира Строчкова деепричастие золотописьмуя является элементом измененной цитаты из стихотворения Велимира Хлебникова «Кузнечик», которое начинается со строки Крылышкуя золотописьмом тончайших жил. Строчков превращает деепричастие Хлебникова в существительное, а существительное в собственное деепричастие:

Пустолетики мои, ах, мелкокалибри,

что вы делаете здесь, посреди верлибри,

и зачем плюете вы в дырочки рифмуя,

крылышкуями своими золотописьмуя.

Владимир Строчков. «Пикантный фроммаж Велимиру Хлебникову» [1070].

У Сергея Круглова встречается деепричастие сояясь:

Глухо ворча, тучи

Затягивают полнеба.

А это не тучи: это

Один, четыре, восемь

Тысяч, уже без счёта,

В бой летят эскадрильи

Симонов Магов.

Сояясь, сплетаясь, скалясь,

Устраивают в полнеба

Сизую камасутру.

Конец, конец миру!

Гудят, застят солнце.

Сергей Круглов. «Глобальное потепление, предвещающее огненную смерть вселенной» [1071] ;

Радостной плотью печеной сояясь, плодятся две рыбки

и пять хлебов,

И, исполняясь огнем, во дворец вина входит царица кровь.

Сергей Круглов. «Послушание» [1072].

По-видимому, это деепричастие уникально, как и глагол сояться, который тоже встречается у Круглова[1073] (этот глагол не удалось найти ни в Национальном корпусе русского языка, ни в словарях церковнославянского и древнерусского языков, ни в словарях русских говоров). Но с большой вероятностью глагол сояться был производящим для существительного соитие (ср: поять). Впрочем, возможна и его производность от глагола соитися → сойтись.

Итак, анализ деепричастий в современной поэзии показывает некоторые типичные явления:

• деепричастия часто помещаются в центр внимания;

• нарушается иерархия главного и второстепенного;

• зависимая форма ведет себя как независимая;

• часто не соблюдается правило односубъектности личного глагола и деепричастия;

• во многих текстах воспроизводятся древние грамматические отношения: деепричастия проявляют свойства причастий, а именно, выполняют и атрибутивную и предикативную функции;

• поэты нередко игнорируют нормативные ограничения на образование причастий от ряда глаголов, заполняя тем самым языковые лакуны и привлекая внимание к противоречиям между грамматической системой и нормой;

• в современной поэзии активно используется потенциал системной вариантности деепричастий;

• воспроизводя словообразовательные модели деепричастий по