Ричард получил степень доктора по химии. Он приехал на похороны из Орегона с Ками и детьми. Заметив меня, он улыбнулся. Несколькими месяцами раньше он написал мне. Он писал, что сожалеет, что поверил отцу. Нужно было поддержать меня, когда я в этом нуждалась, но теперь я могу полностью рассчитывать него. Мы – одна семья, написал он.

Одри и Бенджамин устроились позади. Одри приехала рано, когда церковь еще была пуста. Она схватила меня за руку и прошептала, что мой отказ встречаться с отцом – смертный грех.

– Он великий человек, – сказала она. – Ты всю жизнь будешь жалеть о том, что не смирилась и не последовала его советам.

Такими были первые слова сестры после стольких лет, и я не нашлась, что ответить.

За несколько минут до начала службы приехал Шон с Эмили, Питером и маленькой девочкой, которой я никогда не видела. Я впервые находилась рядом с ним с той ночи, когда он убил Диего. Я напряглась, но зря. Шон ни разу не посмотрел в мою сторону.

Старший брат, Тони, сидел рядом с родителями. За ним в рядок сидели пятеро его детей. Тони получил аттестат и создал успешную транспортную компанию в Лас-Вегасе, но кризис его подкосил. Теперь он работал на родителей, как Шон, Люк и их жены, а также Одри с Бенджамином. Думая об этом сейчас, я понимаю, что все они, кроме Ричарда и Тайлера, оказались в экономической зависимости от родителей. Моя семья раскололась пополам – трое уехали с горы, четверо остались. Трое стали докторами, четверо не получили дипломов. Пропасть пролегла и углублялась с каждым днем.

Прошел год, прежде чем я вернулась в Айдахо.

За несколько часов до вылета из Лондона я написала маме, как всегда делала и буду делать. Я спрашивала, не хочет ли она встретиться со мной. Мама ответила мгновенно. Нет, не хочет и никогда не захочет, пока я не встречусь с отцом. Встречаться со мной за его спиной – это проявление неуважения к мужу.

На мгновение все показалось бессмысленным. К чему это ежегодное паломничество в дом, который продолжает отвергать меня? Я начала сомневаться, стоит ли лететь. Но тут я получила другое письмо, от тети Энджи. Она писала, что дед отменил все планы на завтра и даже не пойдет в храм, хотя всегда ходит туда по средам. Он хочет быть дома, когда я приеду. В конце Энджи добавила: «Мы увидимся через двенадцать часов! Но кто считает?»

В детстве я ждала, когда мой разум разовьется, когда у меня появится жизненный опыт, когда сформируются мои убеждения – и все это сделает меня личностью. Личностью (или ее подобием), которая будет принадлежать горе. Я знала, что принадлежу горе, горе, которая сформировала меня. Только став старше, я задумалась, останусь ли я такой, какой была тогда. Является ли это первое осознание собственного «я» единственным истинным?

Я заканчиваю свою историю. Родителей я не видела много лет – со времени похорон бабушки. Я сблизилась с Тайлером, Ричардом и Тони. От них и других родственников я узнаю о продолжающейся драме на горе – о травмах, насилии, нарушенной преданности. Но теперь все это кажется мне страшно далеким, и это величайший подарок. Не знаю, станет ли наш разрыв постоянным или когда-нибудь я найду путь обратно, но в душе у меня покой.

Покой этот дался мне нелегко. Два года я провела, собирая все проступки отца, постоянно обновляя их список, словно воспоминания о каждой обиде, каждой реальной или воображаемой жестокости и проявлении безразличия оправдывают мое решение вычеркнуть его из своей жизни. Найдя себе оправдание, я думала, что мучительное чувство вины покинет меня и я снова смогу дышать.

Но оправдания не имеют власти над чувством вины. Гнев и ярость, направленные на других, никак не влияют на него, потому что вина с ними не связана. Вина – это страх перед собственным убожеством. Это чувство никак не связано с другими людьми.

Я избавилась от чувства вины, когда приняла собственное решение, без бесконечного переживания былых страданий, без сравнения чужих грехов и моих собственных. Без размышлений о моем отце. Я научилась принимать свои решения самостоятельно – не из-за него. Потому что это было нужно мне, а не потому, что он это заслужил.

Только так я могу любить его.

Когда отец был в моей жизни и боролся со мной за контроль над нею, я видела его глазами солдата сквозь туман войны. Я не могла вспомнить о нем ничего хорошего. Когда он вставал передо мной, величественный и негодующий, я не могла вспомнить, как в моем детстве он хохотал до слез, а очки его блестели. В его суровом присутствии я никогда не могла вспомнить, как раздвигались в улыбке его губы до того, как огонь уничтожил их, а на глазах выступали слезы. Я вспоминаю это только сейчас, когда нас разделяют тысячи миль и много лет.

Но то, что стоит между мной и моим отцом, это не просто время или расстояние. Это перемена во мне самой. Я больше не ребенок, которого воспитал отец. А он все еще отец, который воспитал свою дочь.

Если и был момент, когда пропасть между нами, прорубленная всеми печальными событиями двух десятилетий, стала слишком огромной, чтобы через нее можно было перекинуть мост, то это та зимняя ночь, когда я смотрела на свое отражение в зеркале ванной, не зная, что отец схватил изуродованными пальцами телефон и набрал номер брата. Диего, нож… События той ночи драматичны и страшны. Но главная драма разыгралась в ванной.

Она разыгралась, когда по каким-то непонятным для меня причинам я не смогла отыскать в зеркале ту шестнадцатилетнюю девушку и послать ее вместо себя.

До того момента она всегда была со мной. Как бы сильно я ни менялась, какое бы блестящее образование ни получила, я все равно оставалась ею. В лучшем случае я была сразу двумя людьми – расщепленной личностью. Она была внутри и появлялась каждый раз, когда я переступала порог отцовского дома.

В ту ночь я позвала ее, и она не ответила. Она покинула меня. Она осталась в зеркале. Решения, которые я принимала после того момента, были не ее решениями. Это был выбор изменившегося человека, новой меня.

Этот процесс обретения собственного «я» можно называть по-разному. Трансформация. Метаморфоза. Фальшь. Предательство.

Я называю его образованием.

Я бесконечно благодарна моим братьям, Тайлеру, Ричарду и Тони, без которых эта книга никогда не появилась бы. Вы помогли мне сначала прожить, а потом и написать ее. От вас и ваших жен, Стефани, Ками и Мишель, я многое узнала о семье. Особенно щедро посвящали мне время и делились воспоминаниями Тайлер и Ричард – читали черновики, добавляли собственные детали и всеми силами помогали мне сделать эту книгу максимально точной. Хотя порой наши взгляды и воспоминания расходились, их готовность в точности выяснить все факты этой истории помогла мне написать ее.

Профессор Дэвид Рансимен подал мне идею написать мемуары и стал одним из первых читателей рукописи. Без его веры в меня я никогда не набралась бы смелости взяться за это. Я благодарна всем, кто сделал работу над книгами делом своей жизни и посвятил часть этой жизни тому, чтобы моя книга увидела свет. Спасибо моим литературным агентам Анне Стайн и Каролине Саттон. Спасибо замечательным редакторам Хилари Редмон и Энди Уорду из издательства Random House и Джокасте Хэмилтон из Hutchinson. Спасибо всем, кто редактировал, верстал и придавал моей истории книжный вид. Я бесконечно благодарна Боути Боутрайту из ICM за его неустанные труды. Особую благодарность хочу высказать Бену Фелану, на долю которого выпала трудная задача проверить все факты этой истории. Он справился с ней идеально, с поразительной чуткостью и профессионализмом.