– Хотите сказать, вам известно нечто, чего не знаю я – киборг? – спросил Глиссон.

Свенгаард вопросительно посмотрел на Харви.

– Эмбрионы, – произнес тот.

Доктор кивнул, переведя взгляд на Калапину.

– Я предлагаю вам постоянно имплантировать себе живые эмбрионы, – объяснил он. – Они будут действовать как инструменты контроля, помогая устранить ваш гормональный дисбаланс. Вы восстановите свои эмоции… любовь к жизни… и волнение, которым вы так дорожите.

– Вы предлагаете нам превратиться в живые резервуары для эмбрионов? – спросила Калапина голосом, полным удивления.

– Процесс беременности может быть затянут на века, – добавил Свенгаард. – При помощи соответствующих гормонов его можно запустить и у мужчин. Очевидно, в их случае придется применять кесарево сечение, но это не будет болезненно… и это будет происходить нечасто.

Калапина задумалась над словами Свенгаарда, удивляясь, почему это предложение не вызвало у нее отвращения. Одно время ее тошнило от мысли, что Лисбет Дюрант носит внутри себя эмбрион, но Калапина понимала, что в ее отвращении была изрядная доля зависти. Она знала – не все оптиматы примут этот метод. Некоторые захотят вернуться к прежнему образу жизни. Но никому из них – и круг работающих камер это подтверждал, – не удалось избежать пьянящего возбуждения новизны. Они должны были смириться с тем, что все умирают… рано или поздно. Все, что у них было – возможность выбирать, когда именно.

«В конце концов, – размышляла Калапина, – мы никогда не обладали бессмертием как таковым – лишь иллюзией оного…».

– Калапина! – вскричал Глиссон. – Разве можно соглашаться на подобное предложение?

«Машину злит столь жизненное, человеческое решение», – подумала оптиматка, а вслух сказала:

– Баумор, а что вы скажете?

– Да, – подхватил Глиссон, – выскажись, Баумор. Объясни ей, как это все глупо.

Баумор повернул голову, внимательно посмотрел на Глиссона, потом на Свенгаарда, Дюрантов и, наконец остановил взгляд на Калапине. Его взгляд лучился некой тайной мудростью.

– Я все еще помню… кем я был. Я… мне кажется, чувствовать эмоции – лучше, чем превращаться в машину, – произнес он.

– Баумор! – воскликнул Глиссон.

«Задел его гордость!» – подумал Свенгаард,

Глиссон взглянул на Калапину своими проницательными холодными глазами.

– Я еще не сказал, что мы согласны помочь вам, – заявил он.

– Да кому вы нужны? – выпалил Свенгаард. – У вас нет монополии на собственные методы. Ваша помощь сэкономила бы нам время, облегчила работу… и только. Мы и без вас найдем нужные материалы и сами разработаем технологию.

Глиссон оглядел всех присутствующих.

– Но мои расчеты не предсказывали, что вы объединитесь! – крикнул он.

Затем киборг замолчал, его глаза потускнели.

– Доктор Свенгаард, вы способны обеспечить хорошие жизнеспособные эмбрионы, как у Дюрантов? Вы ведь видели реакцию с аргинином. Норс верит, что можно получить любое количество таких морул, – сказала Калапина.

– Это действительно возможно, – подтвердил Свенгаард, ненадолго задумался и повторил: – Да, возможно.

Калапина подняла глаза к камерам.

– Если мы примем его предложение, то сможем выжить. Понимаете, о чем я говорю? Сейчас мы еще живы, но вспомните, что происходило в этом зале несколько часов назад, – произнесла она.

– Ладно. Мы вам поможем, – неожиданно учтиво проявился Глиссон.

Только Лисбет Дюрант, осознававшая неизбежность своего материнства, наделенная повышенной чувствительностью, уловила причину, по которой киборг внезапно согласился сотрудничать с оптиматами. Эмоциональными людьми проще управлять – они поддаются контролю. Так думал Глиссон. Теперь, когда Лисбет знала, что киборг может испытывать гордость или гнев, она могла читать его мысли с удивительной ясностью.

Калапина, уловив с помощью инструментов шара-оракула главный вопрос, терзавший всех оптиматов, запрограммировала компьютерные анализаторы на прогноз-ответ. Почти сразу тот стал доступен зрителям в виде голограммы. «Этот процесс может увеличить среднюю продолжительность жизни с восьми тысяч до двенадцати тысяч лет, в том числе для обычных людей из народа».

– В том числе для народа, – шепотом прочитала Калапина. И теперь уже даже ничего не скрыть. Теперь уже не могло быть такого органа, как служба безопасности. Даже оракул оказался несвободен от недостатков; у него тоже имелись ограничения. Киборг Глиссон всегда это знал – Калапина поняла это по его молчанию. Свенгаард наверняка бы тоже это заметил. Да и Дюранты.

Калапина уставилась на Свенгаарда; теперь он знал, что должен делать. Наступил самый ответственный момент, и именно сейчас было очень легко утратить доверие народа.

«Если мы примем положительное решение, – объявил он, – от этого процесса выиграют все – и оптиматы, и представители народа».

– Если мы согласимся на ваше предложение, долголетие получат все желающие, и простые люди, и оптиматы, – повторила она.

«В конце концов, это вопрос политики, – решила она про себя. – Именно так мы и поступим… даже Шрайль одобрил бы мое решение. И, пожалуй, раньше всех. Умник Шрайль… Шрайль, которого больше нет с нами». Ей живо вспомнилась его извечная горькая усмешка.

– Неужели и люди из народа смогут смогут приобщиться к долгожительству? – спросил Харви.

– Кто угодно, – ответила Калапина и улыбнулась Глиссону, давая понять, что победа за ней. – Думаю, теперь можно открывать голосование.

Калапина еще раз взглянула на шар-оракул, беспокоясь, правильно ли поняли ее зрители. Большинство одобряло ее действия, конечно. Наверняка оставались крайне косные оптиматы, надеявшиеся вернуться к прежней жизни и восстановить ферментный баланс. Но она знала лучше них – само ее тело говорило об этом, – что «откатить» ситуацию уже не получится. Однако всегда найдутся желающие рискнуть в надежде вернуться к скучной праздной жизни.

– Зеленый цвет индикатора – в пользу принятия предложения доктора Свенгаарда. Желтый – против, – произнесла Калапина.

Медленно, очень медленно индикаторы подключения на камерах стали менять цвет. Медленно – но затем все быстрее круг видеосенсоров становился зеленым… зеленым… сплошь зеленым морем с редкими вкраплениями желтых пятнышек. Калапина не ожидала такого единодушия, у нее даже возникли подозрения в чистоте результатов. Она доверяла своим инстинктам, но большинство голосов – за. Она сверилась с анализаторами оракула, прочла вывод-ответ на мучавший ее вопрос: «Киборгом можно манипулировать, полагаясь на его абсолютную веру во всемогущество логики».

Калапина кивнула сама себе. Вот сумасшедшая.

«Жизнью нельзя манипулировать против интересов живых существ», – подумала она.

– Предложение принято, – сошло с ее губ.

И Калапина обнаружила, что ей совершенно не понравилось внезапное выражение удовлетворения, появившееся на лице Глиссона. «Видно, есть в этом решении какие-то подводные камни… разберемся с этим позже, когда все уляжется».

Свенгаард повернулся, чтобы посмотреть на Харви Дюранта, позволил себе широко улыбнуться. «Совсем как в операционной, – подумал он. – Едва заметное изменение в геноме – и появляется новое качество. Реальность, жизнь подчиняется тем же законам, что и клетка.

Харви проанализировал выражение лица доктора и сделал свои выводы. Лица окружающих были