приобретению болгар с пониманием, а сам он не станет возражать, если я лично поставлю в известность других послов».

Ход, безусловно, филигранный, бивший сразу нескольких зайцев. Сливая информацию послам Антанты, Радославов показывал, что покупатель у него есть, и надежный, но еще не поздно поторговаться и получить желаемое за правильную цену. А сливая ее не напрямую, но через посла империи, он давал понять всем — и в первую очередь Петербургу, что, в отличие от Парижа и Лондона, даже сейчас считает Россию субъектом сюжета, не считаться с которым нельзя, тем самым пробуждая симпатии на Неве и успокаивая собственных «русофилов». Ну а что при этом не было сказано ни слова о том, что взамен за услугу посредникам обещано заключение конвенции и с Союзом, так ведь дипломатия, господа, дипломатия — об этом пока что никому не следовало знать.

Однако вместе с тем в августе произошла так называемая генеральская рокировка. С поста министра обороны убрали генерала Фичева, заменив его генералом Жековым, и смысл этой перестановки для всех, кто хоть как-то разбирался в пасьянсе, был совершенно ясен. Дело не в том, что один был большим «русофилом», чем другой (от «русофилов» верхушку армии полностью почистили, влиятельного генерала Иванова отправив в запас, а генерала Радко Дмитриева, пророссийского на 146 процентов, отправив послом в Петербург), а в разнице подходов к вопросу о войне.

Если Иван Фичев исходил из того, что «Антанта непобедима, потому что в ее составе Россия, которую невозможно победить», и потому был твердым сторонником «активного нейтралитета до конца», то Никола Жеков, бывший «русофил», навсегда ушибленный Берлинским конгрессом и Второй Балканской (в которой он по болезни не участвовал, в связи с чем не испортил себе репутацию), напротив, истово верил в неизбежную победу немцев. До какого-то момента к его мнению прислушивались, но умеренно, всего лишь принимая к сведению, однако после потрясшего всех летнего провала России, миф о непобедимости которой рухнул, по всему получалось, что он прав. И после того как Фичев, подтвердив в беседе с царем свою точку зрения, но не найдя монаршего понимания, подал в отставку (как и накануне Второй Балканской), Жеков получил портфель.

Никола Жеков

А тем временем с турецко-болгарской конвенцией дело продвигалось. Турки сомневались, не хотели, но высадка десанта на Галлиполи поставила точки над «ё». 6 сентября договор был подписан, и тем самым все разногласия между двумя странами были закрыты. Общий объем уступок, конечно, не шел ни в какое сравнение с первоначальными запросами Софии, но даже в усеченном виде пакт — а он не был секретен, и его тотчас распиарили — укреплял позиции болгарского правительства, поскольку, черт возьми, Радославов и Фердинанд показали себя «собирателями земель» и «вызволителями болгар». Причем обошлось без крови и без затрат, всего лишь обмен на отказ от вражды.

Однако никто (даже в Народном собрании и кабинете министров), кроме узенького круга посвященных, не знал о том, что в этот же день — ибо таково было условие — состоялось подписание и другого договора — о военном союзе между Болгарией и обоими Рейхами, на условиях, для Болгарии, мягко говоря, шикарных. О том, что София обязана воевать, речи не шло. Всё очень мягко, без императивов: «в случае, если...», «при известных обстоятельствах...» и т. д. Конкретно только «благожелательный нейтралитет», но этот статус был официально зафиксирован впервые. К этому прилагалась масса очень выгодных пунктов про «финансовую и материальную помощь», а на тот самый «случай», в котором «если», — вообще златые горы. Кроме Сербии, никакой войны ни с кем, кто не объявит войну Болгарии (читай: с Россией воевать не надо!). Но при этом — «вознаграждение» за счет Греции и Румынии, если они вступят в войну за Антанту, «хотя бы даже Болгарии не пришлось с ними воевать». «Спорная» и «бесспорная» зоны Македонии — однозначно, а до кучи еще и «вкусные» куски сербских земель в качестве бонуса, с совершенно четкой тенденцией на полное обнуление Сербии.

То есть в этом договоре было всё то, чего при всем желании не смогло бы дать Согласие. Даже уболтай оно Белград на передачу соседям всей Македонии, «великосербы» получили бы взамен что-то покруче, с выходом к Адриатике, а такое Фердинанду совсем не нравилось. Как вариант, он готов был делиться с Черногорией, отдавая всё, не доставшееся ему, Негошам, но Карагеоргиевичей считал необходимым зачеркнуть навсегда. В общем, как признавал позже профессор Данев, «в этом договоре решался скорее вопрос об исчезновении Сербии с карты Европы, чем о болгарском Объединении».

И вот тогда — ничто тайное в тех условиях не оставалось тайной надолго — Согласие наконец встрепенулось. 14 сентября в Софию пришло совместное предложение Франции и Англии о «готовности гарантировать» Болгарии возвращение Сербией всего, что Белград оттяпал по Бухарестскому миру. Но и только — а Рейхи предлагали гораздо больше.

Кроме того, обязательным условием Антанты являлось немедленное, без всяких «нейтралитетов», выступление против Турции. Наличие болгаро-турецкого пакта французов и англичан не волновало вовсе, и на принятие решения Софии были даны ровно сутки. В случае отказа или размышлений «хотя бы на минуту дольше» предложение аннулировалось. И даже при таком варианте не исключено (есть намек у Радославова), что болгары согласились бы, но документ не был подтвержден сербами, а на вопрос о том, в курсе ли Россия, Александр Савинский глубокомысленно пожал плечами. От России уже не зависело ничего.

Короче говоря, кидком не просто пахло — воняло за версту. Поверить на слово означало сделать необратимый шаг, а между тем немцы уже подтверждали, что им можно доверять. Хотя никто в Софии не сомневался, что турки будут тянуть с передачей земель по максимуму, а это даст дополнительный простор для затягивания партии, эмиссары «старшего» Рейха, буквально пиная чиновников Порты, заставили их сделать всё за неделю. И отступать было уже некуда. Как отметил Пауль Вейтц, официально корреспондент «Франкфуртер Цайтунг», а фактически глава резидентуры Рейха в Стамбуле, «Германия выиграла Болгарию, сделав то, что Антанта, обещая, не была в состоянии и не хотела сделать».

И тем не менее даже в середине сентября, когда, казалось бы, остановить бизона было невозможно, Игра продолжалась. В Народном собрании драли глотки, но скорее для порядка. Влияние депутатов практически сошло на нет, и Раймон Пуанкаре, президент Франции, по этому поводу ехидно заметил, что «пересматривают формулировки, вносят одно предложение за другим. Но чем дальше победа, тем беспомощнее дипломатия».

КТО НЕ