Эти первые приматы не только пережевывали больше растительной пищи своими видоизмененными зубами, они еще и перебрались с земли на деревья, найдя там убежище от хаоса, климатических скачков и постдинозавровых хищников. Через полвека после той статьи Ли Стивен Честер по костным фрагментам величиной меньше обрезка ногтя описал строение щиколотки пургаториуса. У них чрезвычайно подвижные поверхности сочленений, позволявшие большую степень свободы при лазанье, как у современных древесных млекопитающих. Еще через несколько лет Стивен подкрепил свои выводы, описав более полную окаменелость — древнейший хорошо сохранившийся скелет плезиадапиформа рода торрехония (Torrejonia), найденный Томом Уильямсоном в отложениях Нью-Мексико возрастом 62 млн лет. У него высокой подвижностью отличались не только щиколотки, но также плечевой пояс и тазобедренные суставы, что позволяло всем четырем лапам плавно поворачиваться в различных направлениях.

Эти изменения рациона и среды обитания происходили очень быстро, сразу после вымирания динозавров. По словам Мэри, «приматы появились чудесным образом, словно из-под земли». Древнейшие известные на данный момент ископаемые остатки пургаториуса найдены в Монтане, в тонком слое пород, отложившихся сразу после массового вымирания, не более чем через пару сотен тысяч лет после падения астероида. Сообщают и о более древних. Сам Ли описывал седьмой зуб из Монтаны, найденный возле скелета трицератопса, который он датировал меловым периодом[45]. С тех пор считается, что это палеоценовый зуб, затесавшийся среди меловых динозавров, — его принесла древняя река, одурачив палеонтологов. Однако генетические родословные деревья млекопитающих указывают на то, что приматы возникли в меловой период, так что, возможно, наши предки действительно пережили падение астероида, а не просто воспользовались шансом после него.

Пока палеоцен шел своим чередом и в конце концов сменился эоценом, от пургаториуса произошло множество разнообразных плезиадапиформ. Они стали чрезвычайно успешной группой, включавшей более 150 известных видов, которые населяли Северную Америку, Европу и Азию. На севере они добрались до острова Элсмир за полярным кругом и стали самыми полярными приматами до того, как появился человек. Со своим удивительным разнообразием размеров, питания и поведения они стали одним из первых примеров крупномасштабного видообразования в ныне живущей подгруппе плацентарных млекопитающих. Самые мелкие весили чуть больше виноградины — самые незаметные приматы в истории, — в то время как другие достигали размеров обезьяны-капуцина, с какими ходят шарманщики. В их рацион входили плоды, древесные смолы, семена, пыльца, листья и некоторые насекомые, излюбленные еще их предками до пургаториуса. Все они были древесными, но отличались по степени ловкости. Более крупные, вероятно, передвигались медленнее и держались поближе к стволам, другие прыгали с дерева на дерево, а вид под названием «карполестес» (Carpolestes) обладал длиннопалыми лапами с противопоставленными большими пальцами, чтобы надежно хвататься за ветки.

Если прослеживать эволюцию плезиадапиформ в палеоцене, вырисовываются некоторые тенденции. Животные типа пургаториуса вначале перебрались на деревья, еще до того, как приспособились к чисто растительному или плодовому рациону, и до того, как у них увеличился мозг. Даже когда они перешли на более специализированное питание фруктами, их мозг оставался маленьким, как показала Мэри на КТ-снимках черепов и цифровых реконструкциях мозга различных плезиадапиформ. И они не очень хорошо видели, так как зрительные области коры мозга у них были невелики, а глаза располагались по бокам головы, что исключает развитое трехмерное зрение и способность воспринимать глубину. То есть для переселения приматов на деревья не требовались ни большой мозг, ни высокий интеллект, ни даже переход на питание плодами. Но древесная среда обитания и фруктовая диета могли стать предпосылками для приобретения огромного мозга, обеспечив высококалорийное питание, недоступное большинству других млекопитающих.

Что, однако, представляется взаимосвязанным, так это развитие цепкости конечностей и питание фруктами. Особенности строения кистей и стоп, позволявшие лучше хватать ветку, эволюционировали наряду с особенностями строения зубов, позволявшими лучше пережевывать плоды. По мнению Мэри, это свидетельство того, что ранняя эволюция приматов была обусловлена «питанием на концах веток»: приматы подбирались туда поближе, чтобы сорвать плоды и самые нежные листья. Некоторые фундаментальные составляющие нашей человеческой модели — наши руки с длинными пальцами, гибкие запястья и щиколотки, сглаженные бугорки на коренных зубах — являются пережитками тех времен, когда наши предки стали добывать пищу на деревьях.

Ранний ископаемый примат Darwinius из Месселя (Германия). Видны изящные пальцы и хватательный большой палец на всех четырех конечностях.

Фотография из статьи Franzen et al., 2009, PLoS ONE

Когда палеоцен сменился эоценом, а температуры зашкаливали во время скачка глобального потепления ПЭТМ 56 млн лет назад, часть плезиадапиформ развила свои лазательные и сенсорные способности до еще более высокого уровня. Так появились настоящие приматы — кроновая группа, которая, по единодушному мнению, заслуживает этого звания. Типичный представитель этих первых классических приматов — уже знакомая нам тейярдина, заселившая бассейн Бигхорн в штате Вайоминг, а в скором времени и все континенты Северного полушария.

Приматы отличались от своих предков типа пургаториуса в двух главных отношениях. Во-первых, они еще лучше приспособились к древесному образу жизни, научившись прыгать с ветки на ветку. Для этого их когти превратились в ногти, а к предковым длинным пальцам на руках и противопоставленному большому пальцу ноги добавились удлиненные пальцы на ногах и противопоставленный большой палец руки. Кроме того, их щиколотка стала более фиксированной — она все еще могла поворачиваться в различных направлениях, но теперь стала достаточно стабильной, чтобы прыгать и надежно приземляться. Во-вторых, они стали гораздо умнее, а их зрение стало острее. Их мозг не только вырос, но и перестроился — увеличился объем новой коры для сенсорной интеграции, больше стала зрительная кора, а обонятельные области уменьшились, что говорит об уступке: обоняние в обмен на зрение. Их выпуклые, обращенные вперед глаза могли видеть объемно, а порой даже в цвете. Увеличение глаз и мозга наряду с атрофией носа означало, что морда становилась более плоской, менее вытянутой. Многие другие аспекты нашей человеческой модели — наши лупоглазые курносые лица, наша способность сделать знак «большой палец вверх» и брать руками предметы, наши ногти на руках и ногах, умение различать прекрасные оттенки радуги или цвета светофора, сами истоки нашего разума — все это рудименты той эпохи, когда наши предки прыгали с дерева на дерево в раскаленном мире.

Обладая этими новыми адаптациями, приматы распространялись и диверсифицировались с интенсивностью, соответствующей экстремальным температурам эоцена. Они быстро расселились на юг, в Аравию и Африку. Их родословное древо разрасталось, породив лемуров, у которых нижние резцы и клыки превратились в гребень для вычесывания шерсти,