существование, и пищевые цепи еще не полностью приспособились к ее отсутствию. В тундре — пробел на месте мамонта, в Лос-Анджелесе — пробел на месте саблезубого тигра. Их призраки все еще бродят. Почему их больше нет?

10

Млекопитающие люди

Ardipithecus

На краю ледника, Висконсин, 12 500 лет назад.

Зима взяла реванш. Одинокий мамонт стоял на гребне морены, непокорно выставив вверх двухметровые бивни. Дувший с северо-востока ветер хлестал и засыпал снегом его косматую рыжую шубу. Солнце садилось, приближалась ночная тьма. Неустрашимый самец поднял волосатый хобот в небо и испустил трубный рев, словно бросая вызов стихии. Его дыхание мгновенно обратилось в пар.

Это была нелегкая пора для мамонта-холостяка. Пока стада самок, сгрудившись вместе, согревали детенышей, самцам в следующие шесть месяцев делать было практически нечего, до тех пор, как цветение лютиков не возвестит о начале брачного сезона. Некоторые самцы сбивались в собственные импровизированные стада, но этот предпочитал одиночество. В свои тридцать шесть он был в расцвете сил. Если повезет, он проживет еще лет двадцать, а то и больше. Он всегда полагался только на себя, и это приносило ему успех. Десятки мамонтят в степях и еловых лесах у озера Чикаго были его отпрысками.

Льды больше не покрывали эту землю. Они отступали назад к полярному кругу, но сдавались они неохотно. Всего в одном дне ходьбы на север ледники еще держались. Они все еще влияли на климатические сезоны: из-за ветров, дувших с переднего края ледников, лето оставалось прохладным, а зимой стоял адский холод, не дававший нарождающейся еловой тайге полностью отвоевать тундростепь. Ледники влияли и на топографию: морена, на которой стоял мамонт, была новым дополнением к ландшафту — свалкой щебня, грязи, древесины и костей, которые оставил отступающий ледник.

В сумерках поднималась луна, и ветер стал еще яростнее. Это была не обычная метель. В холодном воздухе завывали пылевые смерчи — ледник изрыгал тонкие частицы породы, стертой им при движении на юг. Пыль смешивалась со снегом, образуя грязную слякоть. Ледник казался рассерженным, и оставаться на самой высокой точке равнины не стоило. Мамонт взглянул на север: непроходимая область льдов километровой толщины. На востоке было не лучше — замерзшие воды озера Чикаго, где летом от ледника откалывались айсберги, сейчас были сплошным ледяным зеркалом. Юг внушал больше надежд, но едва самец повернул морду в этом направлении, как ощутил удар ледяного ветра, сжатого между берегами озера, как в аэродинамической трубе.

Оставался только запад.

Осторожно, чтобы не свалиться в сугроб бивнями вперед, мамонт стал спускаться по морене. Одна косматая нога, потом другая. С каждым шагом опасность росла, почерневший снег едва выдерживал шеститонный вес мамонта. И все-таки не выдержал. Одна нога соскользнула, потом остальные, мамонт опрокинулся на спину и скатился с гребня.

Мамонту было далеко до мастеров санного спорта, но, к счастью, морена была не слишком высокой, и падение обернулось лишь конфузом, а не увечьем. Поднявшись и смахнув хоботом снег с морды, мамонт сделал глубокий вдох, ушибленные ребра отозвались болью. Надо переждать непогоду. Придется здесь заночевать.

Для ночевки в ледниковую эпоху бывали места и хуже. Съехав по склону, мамонт оказался на краю озерца, покрытого коркой льда. Оно лежало в долине, зажатой между двумя моренами, дававшими убежище от ветра и пылевых смерчей. На снежных берегах поднималась россыпь елок, их зеленые иголки устилали землю, приглашая мамонта лечь и вздремнуть, пережидая буран.

Что-то, однако, было не так.

Мамонт ощутил озноб, но не от холода. Нет, это был инстинкт, который срабатывает, когда поблизости оказывался ужасный волк или пещерный лев. Среди деревьев таился хищник, скрытый хвоей, пыльным снегом и сумраком. Мамонт услышал шорох ветвей, а затем странный звук. Не рев, не лай, не рык и не рычание. Он был гораздо сложнее, сначала — пронзительно высокий, потом мелодия шла то вверх, то вниз. Это было пение, яростное и призывное. Затем отозвался другой голос, и вскоре загремел целый хор — множество монстров кричали в унисон, общаясь, дразня свою жертву. Они вышли на тропу войны.

Лунный свет озарил еловый лес, и мамонт наконец увидел это. Вперед выступил силуэт охотника. Он бежал не на четырех ногах, как волк или лев, а только на двух. Вместо длинной оскаленной пасти у него была огромная круглая голова, горделиво сидевшая на плечах. Его лапы были без когтей, зато в них было копье. Он был не один — целая стая шла в атаку, визжа и улюлюкая.

Бежавший впереди охотник метнул копье, и в те несколько секунд, пока оно летело в воздухе, глаза хищника встретились с глазами добычи. Мамонты со своим большим мозгом и социальными навыками издавна привыкли быть самыми умными животными в степи. Волки и львы были злобными, но мелкими и не очень-то умными — по крайней мере в сравнении с мамонтами. Когда копье вонзилось в шею и самец стал задыхаться, у него промелькнула последняя мысль. Новый хищник был другим. Умнее, решительнее, смертоноснее.

Охотники окружили свой трофей. Убедившись, что мамонт мертв, они принялись за работу. Достали из-под своих одежд, сшитых из мамонтовых шкур, всевозможные инструменты. Ножи, скребки, молотки — все сделанные из блестящего твердого кремнистого сланца, добытого на моренах. Бросая вызов ночи и бурану, они разделывали мясо целенаправленно и точно. Сначала рассекающими ударами отделили ноги, затем приступили к мясу на холке и боках. Когда они закончили, осталась лишь беспорядочная куча огромных костей. Они водрузили тушу себе на плечи и собрали свои каменные орудия. Зачем пропадать хорошим лезвиям? Но в спешке два орудия они забыли, не заметив их в груде костей.

С победным кличем, разносившимся сквозь метель, команда охотников ушла по моренам в свой лагерь у озера Чикаго. Пыль и снег улеглись, небо прояснилось, и для мамонтов — за исключением одного альфа-самца — наступил летний брачный сезон. Ледники продолжали таять, их воды стекали в озерцо между моренами, затапливая мамонтовые кости и каменные орудия.

Эта книга не о людях. Мы, Homo sapiens, — лишь один из более чем 6000 ныне живущих видов млекопитающих. С точки зрения долгой эволюции млекопитающих мы — песчинка среди миллионов видов, живших на протяжении 200 с лишним миллионов лет.

Не все вертится вокруг нас. История млекопитающих, рассказанная на этих страницах, — восходящая к тем чешуйчатым зверюшкам в каменноугольных болотах, пережившим массовые вымирания, динозавров и суровые перепады климата, — не просто пролог к нашей предначертанной коронации. Киты величиной с подводную