в немалой степени виновна в том, что он ещё шевелится, как в плане той радости, которую она приносила, так и чисто по медицинским показателям. Огнея хоть и хихикала, а на самом деле стала очень серьёзным специалистом, так что к ней приезжали учиться молодые знахари из дальних мест Вульпереала, считая это за большую удачу. Но пока что, яркое утреннее солнце хрюкало светом сквозь занавески в узких окнах комнаты-пещеры, бликовало на листве… Огузин порой вздрагивал, увидев столь простую для других жителей Хатжумы вещь, как зелёные насаждения. Он-то прекрасно помнил время, когда ближайшая зелёная ветка находилась днях в десяти пути отсюда, в лучшем случае.

Теперь же земляные ящики, повешеные на окна снаружи, распространились повсеместно, снабжая витаминами и радуя глаз. Деревья, насаженые между утёсами, тоже прилично вымахали и давали какой-никакой урожай, а главное — прохладу днём. Из-за озеленения, хотя ещё и не столь массового как хотелось бы, в Хатжуме возились уже больше днём, нежели ночью, потому как пекло не так допекало. Да и ночью теперь не то что раньше, когда светили лишь печки, а в остальном глаз выколи — теперь на растяжках висели довольно мощные фонари, заливавшие пространство жёлтым светом. Высунувши нос в окно и чуть не попав им в жирного шмеля, прыгавшего по цветуям в ящике, Огузин проводил взглядом очередной грузовой самокат с альпаками… только теперь альпаки сидели в телеге и ржали, а тащил их механизм, приводимый в движение силой Пламени. Сделать поршневой двигатель Гузь так и не успел, потому как с распространением Тёмного Пламени энтузиасты довольно быстро нашли способы его использования в полезной деятельности. Например, на верхних площадках утёсов громоздились полусферические "засолнухи", как их обзывали, устройства, которые жрали энергию солнечного света и упихивали её в клубки, как ни странно. Учитывая, что света тут реально хоть ушами жуй, клубки наматывались быстро, а затем могли использоваться в обратном процессе, отдавая энергию в каких-либо механизмах — например, в самокатах.

Самоходные телеги издавали изрядный треск при работе движителя, но ясен кусь, были революционным улучшением по сравнению с альпачьей тягой. Теперь доехать до Логова можно было за три-четыре дня, если упарываться, причём не формально, а отвезти при этом серьёзный груз. Но, самокатами занимались в Перекатышке, которая уже была скорее Не-перекатышка вплане того, что табор перестал постоянно двигаться. Хатжума же была известна по Вульпереалу как оружейная мастерская, и не зря. Волна, которую поднял Гузь со своими барабашками, пошла настолько далеко, что сейчас уже несколько площадок на крышах утёсов занимали цеха, и делали там весь ассортимент инструментов — и станки для обработки мета, и дальнобойные винтовки, и всякое другое, полезное для защиты Своих.

— Продрал глаза, совушка? — хихикнула Огнея, сунувшись из-за занавески, — Корм!

— Клевать! — резонно ответил Огузин.

Да, чаще всего корм приходилось делать ей, потому как сова дрыхла утром до самого обеда зачастую. Но ясен кусь, вульпера этим ничуть не тяготилась, и когда ей было действительно впадлу, легко посылала накусь. Просто она, как и Гузь, помнила те не столь далёкие времена, когда они просыпались и понимали, что корма на сегодня уже нету. Ничего, не лопнули… а теперь, с развитием хозяйства, такие ситуации практически исключались. Гузь, пожирая суп с копчушками, всё также посматривал на свою рыжуху — как была шёлковая пушнина, так и осталась. По ходу куся, шиш угадаешь, сколько ей десятилуний. Хотя она могла показаться очень шустрой, на самом деле Нея уже не бегала как заведённая. Бегали сейчас их дети в количестве троих, потому как их дома и не особо видно. Ясен кусь, по молодости в норе сидеть — не к месту. Старший так вообще гонял на самокате на Стоянку, возил всякое и всяких, второй копался в механической мастерской, а третья — на огородах. Огороды, как земля под культивацией, вообще были для Хатжумы новым делом, так что местные воспринимали грядки со злаками буквально как кусаное чудо.

И при этом, кстати, они уже не воспринимали как чудо самодвижущиеся телеги, яркие фонари, и обилие новых жилых помещений в утёсах, которые удавалось выпилить только благодаря Тёмному Пламени. Или например то, что во многих норах бубны были теперь соединены не только с Ржаной, но и с приёмником для дальней связи, который позволял слушать передачи из Логова. Гузь повернул ухо к бубну на стене, и прислушавшись, различил

— … и срача. А теперь обратно к прогнозу погоды. Все слышали, что по побережью будет буран?… Забудьте, не будет. Опять эти профессионалы облажались, кусь их за ногу….

"Голос Пустыни" вещал круглосуточно и по большей части просто трепался или передавал песенки, но мог и распространить важную информацию, абы возникнет необходимость…

— Эм, можно? — сунулась из корридора светлая мордочка Кусанны, — Нея, перцу одолжишь?

— Здорово начальник, начальник привет. У нас тут тепло, котлетки в обед, — с серьёзной мордой ответила Огнея, скатив всех в смех.

Да, Куся со своими уже давно жила по соседству, хотя успела попетлять считай по всей Пустыне, после возвращения. Мало кто из жителей знал, что эта вульпера — одна из сильнейших специалистов по фокусам со сновидениями, и к ней порой приезжали с делами из Орды. А Огузин всю дорогу присматривал, чтоб у неё всё было хорошо — так, ненавязчиво. Огузин мог себе такое позволить, после всего что он наворотил, у него имелись обширные связи по всему Вульпереалу. Так что, он с удовольствием наблюдал за симпатичной Кусанной, пока Нея отсыпала ей перцу, и вульперы хихикали всё также, как и молодые.

— Фуф, супец ушёл, — изрёк истину Огузин, вылизав миску, — Нейка, тебе подсобить чем надо, с вознёй?

— Завтра может быть, — улыбнулась она, погладив его по ушам.

Гузь смотрел в её синие глаза и расплывался в лыбе. Если чисто технически, то ему стоило бы начинать готовиться к земле, суставы ныли, зрение стало портиться и ещё много чего по здоровью проседало, никуда от этого не денешься — но он чувствовал, что жалеть не о чем. Всю дорогу, с того момента как он очухался в крепости, он делал только то что считал нужным… ну и иногда получал по башке озарениями, чего уж там. Так что, выходя из дому и шлёндая по мягкому песочку по посёлку, Огузин и не думал убирать с морды лыбу. В это дело подбрасывало дров многое — и растущие деревья, уже дразнящие первыми лемонами, и бегающие по Хатжуме стайки лисят в приличном количестве, так что, если прислушаться, то всегда откуда-то доносился гвалт