Неповторимый голос Тома Джонса начинает петь «Sex bomb», и я без капли стыда двигаюсь в такт музыки. Сексуально снимаю огромную куртку и бросаю ее в сторону. Эрик свистит. Затем снимаю шлем и встряхиваю волосами поэффектней, чем в голливудских фильмах. Эрик аплодирует, снова посвистывает и мое настроение подпрыгивает вверх, когда я напеваю:

Секс-бомба, секс-бомба, ты – моя секс-бомба.

Ты можешь дать мне это, так иди ко мне и дай мне это.

Секс-бомба, секс-бомба, ты – моя секс-бомба.

Детка, ты заводишь меня.

Деталь за деталью я освобождаюсь от костюма пожарного, а тем временем моя любовь смотрит именно так, как мне нравится: с вожделением. Я знаю, что ему это нравится. Об этом мне говорит его выражение лица и его пристальный взгляд. Я танцую, подпеваю и чувствую себя стриптизершей. Когда я обнаженная захожу в джакузи, Эрик целует меня и говорит:

– Малышка, у тебя очаровательное пузико.

Я расплываюсь в улыбке, а когда он доходит до моей груди, шепчет:

– Твоя грудь сейчас красивее, чем когда-либо.

Меня это смешит. У меня из-за беременности грудь действительно стала невероятных размеров. Каждый раз, когда я смотрю на себя в зеркало, я ими восхищаюсь, но знаю, что когда родится Медуза, они исчезнут, и у меня снова будут мои обычные сисечки.

Эрик целует меня…

Эрик ласкает меня…

Эрик балует меня…

Возбудившись устроенным мною представлением, мой любимый обхватывает меня за талию и, усаживая на себя в джакузи, осторожно входит в меня, нашептывая сиплым сладострастным голосом:

– Малышка, ты действительно сексуальная бомба.

– Да… и эта бомба на грани взрыва.

Эрик ухмыляется и, когда я хочу ухватиться за джакузи, чтобы нанизаться на него, останавливает меня и говорит:

– Позволь мне, любимая. Я не хочу сделать тебе больно.

– Ты мне не делаешь.

– Осторожно, дорогая… Вот так… потихоньку.

Но я не хочу ни осторожно, ни потихоньку. Мне хочется страстно и мощно.

– Джуд… – порицает он.

– Эрик… – вызывающе говорю я.

Немец смотрит на меня, останавливается и, погубив такой прекрасный момент, произносит:

– Джуд, или мы это делаем осторожно, чтобы не навредить тебе, или мы ничего не делаем.

Смотрю на него. У меня два варианта: или разозлиться и послать его куда подальше, или принять сношение как у деревенских животных.

В итоге я склоняюсь ко второму варианту. Я хочу секса!

Я разрешаю ему задавать ритм. Я позволяю ему сдерживать себя и сдерживать меня и, хотя нам приятно, дойдя до оргазма, мы оба понимаем, что нам не хватило нашей дикой сущности.

Ночью, когда мы ложимся спать, он целует меня и, нежно обнимая, шепчет:

– Обожаю тебя, моя секс-бомба.

В феврале я уже на пятом месяце беременности и мое тело подверглось многим изменениям. Во-первых, я почувствовала, как шевелится Медуза. Во-вторых, мое пузико превратилось в пузище. Если так пойдет и дальше, то я буду не ходить, а кататься!

То, что я потеряла в весе за первые месяцы, я набрала, ни моргнув и глазом.

– Джудит, – говорит моя гинеколог, взвешивая меня, – ты должна придерживаться диеты. За последний месяц ты набрала три с половиной килограмма.

– Ладно, буду, – киваю я.

Эрик с улыбкой глядит на меня. Он интуитивно чувствует, что я лгу и, когда он собирается что-то сказать, произношу:

– Дайте мне какую-нибудь диету, и я буду ее придерживаться.

Гинеколог открывает папку и, просмотрев несколько вариантов, вручает мне одну диету со словами:

– Это будет самая походящая для тебя.

Я улыбаюсь, Эрик улыбается и, я думаю, даже Медуза улыбается. Мы с диетами не самые лучшие подруги.

Мы беседуем с врачом о том, чего сейчас требует мой организм, и она сообщает, что со следующего, шестого месяца беременности я должна начать ходить на подготовительные курсы для будущих мам. Я киваю, слушая все, что она мне рассказывает, и в конце спрашиваю:

– Я могу иметь полноценные сексуальные отношения?

Эрик пронзает меня взглядом. Он знает, почему я об этом спрашиваю, и гинеколог отвечает:

– Конечно же да. Вы должны вести нормальную сексуальную жизнь.

– Нормальную-нормальную? – не унимаюсь я.

Врач смотрит на Эрика, затем смотрит на меня и кивает:

– Абсолютно нормальную.

Я собираюсь спросить, может ли она быть немного интенсивней, чем обычная, но взгляд Эрика просит меня замолчать. Я слушаюсь. Не хочу его смущать такими прямолинейными вопросами.

Когда наступает момент УЗИ, я не в состоянии смотреть на экран. У Эрика такое выражение лица, что я еле сдерживаюсь, чтобы не расцеловать его до смерти прямо здесь и сейчас.

– Смотрите, он ест! – говорит врач-гинеколог.

С моих уст срывается такое же глубокое «ох», какое обычно восклицает моя сестра. Я становлюсь такой смешной!

– Невероятно, – шепчет Эрик, растрогавшись.

Я весело смотрю на них и говорю:

– Это потому, что я очень хорошо кормлю Медузу.

Мы с Эриком, как два дурачка, смотрим на УЗИ в 3D, не переставая улыбаться.

– А можно посмотреть, это мальчик или девочка? – спрашиваю я.

Врач водит аппаратом, но тщетно. Ничего не видно, и она, улыбаясь, объясняет:

– Мне жаль. У ребенка скрещены ноги таким образом, что это нельзя увидеть.

– Не важно, – говорит Эрик. – Важно то, что с ним все в порядке.

Женщина улыбается и тихо произносит:

– Это будет крупный младенец.

Стоп!

Она сказала, крупный?

Насколько крупный?

Меня это пугает. Чем крупнее, тем больнее будет его выталкивать. Но, не желая портить такой чудесный момент, я решаю промолчать. Несколько минут женщина позволяет нам смотреть на экран, а в конце сеанса мы с Эриком переглядываемся и целуемся. Все отлично!

Растроганные показанным нам врачом видео, мы возвращаемся домой и показываем его Флину, Норберту и Симоне. Мы, словно дурачки, влипли в экран телевизора и пересматриваем видео несколько раз. Все меня поздравляют с тем, что вернулось мое прежнее чувство юмора. Смех вернулся в наш дом, и все стали веселее.

Я снова смеюсь, сыплю шутками, и я опять стала той сумасбродной Джудит, и в эту ночь, когда мы были в своей комнате, присаживаюсь рядом с Эриком на кровати и спрашиваю:

– Ты придумал какое-нибудь имя для Медузы?