В это время прибывший в ставку царя епископ Флавиан, молча стоявший перед императором, выслушивал его упреки в адрес Антиохии. Царь напомнил ему все милости, оказанные городу, и вслух задавался горестным вопросом: «За что, за какое зло они так сильно мстили мне и надругались над моим именем?» Однако у архиерея хватило ума и такта, чтобы дать возможность императору успокоиться. «Подумай, – заметил епископ Флавиан, – что теперь тебе надлежит позаботиться не только об этом городе, но и о твоей славе, даже обо всем христианстве. Теперь и иудеи, и язычники, и вся Вселенная, и варвары, – ведь и они услышали об этом, – обратили взоры на тебя и ждут, какой произнесешь приговор по этому делу. И если произнесешь приговор человеколюбивый и кроткий, все похвалят такое решение, прославят Бога и скажут друг другу: “Вот каково могущество христианства! Человека, которому нет равного на земле, который властен все погубить и разрушить, оно удержало и обуздало, и научило терпению, какого и простой человек не показывал”»[554].

Наконец, в завершение беседы царь подвел итог: «Если Господь Вселенной, Который для нас сошел на землю, для нас принял зрак раба и от облагодетельствованных был распят, молился за распявших Его Отцу Небесному, то как не простить ругавшихся надо мной мне, подобному им человеку?» В результате св. Феодосий отменил все ранее данные приказы в отношении Антиохии[555].

Впрочем, с этими и иными проявлениями недовольства римлян пока еще император в целом мирился. Но в 390 г. в Фессалониках разыгралась трагедия, стоившая горожанам многих тысяч жизней и открывшая новую страницу во взаимоотношениях Церкви и верховной власти. Местное население возмутилось поведением готов, расквартированных в городе и ведущих себя предерзостно. Как следствие, горожане перебили готский гарнизон. Впрочем, по другой версии, причиной волнений стал отказ начальника гарнизона Ботерика выпустить из тюрьмы известного в городе возницу, приговоренного к смертной казни за грех мужеложества. Разъяренные оттого, что лишились волнительного зрелища, фессалоникийцы убили Ботерика и нескольких других гарнизонных офицеров. В ответ готы перебили жителей. Правда, жертв было немного, поскольку в тот же день горожане собрались в местном цирке на игры[556].

Это событие вызвало безудержную ярость со стороны царя, находившегося в тот момент в Италии. Его наказание было быстрым и жестоким – многие жители города (по одной версии, число жертв колебалось от 7 до 15 тыс. человек, по другой – император казнил лишь первых встречных горожан) были перебиты вошедшими в Фессалоники имперскими войсками.

Епископ Милана св. Амвросий Медиоланский, имевший большое влияние на императора, тут же на время отлучил его от Церкви, наложив тяжелую епитимию[557]. Рассказывают, св. Амвросий сказал императору: «Ты подражал Давиду в преступлении, подражай же ему в покаянии»[558].

Правда, история по обыкновению не раскрыла нам всех тайн этого события: впоследствии св. Амвросий сам свидетельствовал, что император был обманут, и его гнев излился на фессалоникийцев под влиянием чужих слов, сильно исказивших действительность[559]. По крайней мере, сохранились свидетельства того, что инцидент был инспирирован магистром оффиций Руфином, доверенным советником царя, имевшим свои виды на Фессалоники; с ним мы столкнемся при жизнеописании детей святого императора. Как говорят, Руфин заметно преувеличил вину жителей города, зная, что император по характеру очень вспыльчив, и сделал все, чтобы отмщение было действительно жестоким.

Как можно понять, св. Феодосий едва ли мог знать, какое наказание Руфин готовит городу; очевидно, он надеялся, что по обыкновению произведут дознание, обнаружат организаторов волнений и определят меру наказания. Собственно говоря, царь вдруг оказался перед фактом случившегося, не имея возможности что-либо исправить. Тем более заслуживает внимания его поведение в этой ситуации, когда его, практически невиновного в избиении фессалоникийцев, властелина мира, спасителя отечества, всемогущего императора, ждало позорное и публичное церковное наказание. Наказание, наложенное не Вселенским Собором, которому уже приписывали прерогативы рассматривать церковные дела в отношении самых высоких лиц, не группой архиереев, а всего-навсего архиепископом одного из городов Империи.

Примечательно, что св. Феодосий не пытался уйти в сторону и указать св. Амвросию истинного виновника трагедии, хотя многие полагали, что святитель знал подноготную этой трагедии. Увидев Руфина, святитель безапелляционно обвинил того: «Ты, Руфин, подражаешь бесстыдству псов, ибо, будучи виновником такого убийства, стираешь стыд с лица и не краснеешь, не боишься изрыгать хулу на образ Божий». Характерно, что, согласно летописи, сановник даже не пытался оспорить это утверждение[560].

Тем не менее царь смиренно принял наказание, искренне раскаиваясь в избиении жителей города и негодуя на себя за собственную нераспорядительность и вспыльчивость – черты характера царя, менее всего виновные в происшедших событиях. По обыкновению, будучи истинным христианином, св. Феодосий принял всю вину за случившееся на себя, нисколько не сомневаясь в том, что эта жестокая история не случилась бы, если бы он не был грешен и не предотвратил ее. Прямым свидетельством этого является то, что ни в данный момент времени, ни позднее святой царь не отмстил Руфину, хотя и ясно отдавал себе отчет в его роли в данных событиях, и даже назначил его советником и опекуном старшего сына Аркадия.

Эта удивительная история, совершенно не свойственная характеру обычных взаимоотношений Церкви и власти в прежние годы, демонстрирует далеко не обычную реакцию епископата на действия императора. Впервые на царя была наложена епитимия (временное отлучение от принятия Святых Даров), и, что еще более удивительно, самодержец послушно склонил свою главу перед словом клирика, исполняя наложенное на него наказание. До св. Константина такое, конечно, представить себе было невозможно, да и при нем едва ли кто посмел бы высказать императору столь резкий протест, отказав ему как члену Церкви в высшем таинстве. При предыдущих царях, когда полыхали церковные споры, такой приговор епископа мог окончательно определить симпатии царя в пользу конкретной партии.