- Не понимаете?

- Нет, не понимаю, - нахмурилась я.

Он покачал головой, улыбаясь, но глаза у него былипронзительные.

- Анита, это совершенно ужасный случаи. Я никогда в жизнитакого не видел.

- Я видела расчлененных жертв - наподобие тех, которыепогибли.

Он стал серьезен.

- Вам уже приходилось такое видеть?

Я кивнула.

- А увечья? - спросил он. Лицо его было уже очень серьезно.Темно-карие, почти черные глаза рассматривали меня в упор.

Я покачала головой:

- Таких, как эти выжившие, я не видела никогда. - Изасмеялась, но не слишком счастливым смехом. - Если их можно назвать выжившими.Что за жизнь у них будет, если они останутся жить?

Я сильнее обняла себя за плечи, глядя в землю, стараясь недумать.

- У меня с тех пор кошмары, - сказал Рамирес.

Я посмотрела на него. Полицейские не часто сознаются в такихвещах. Особенно штатским консультантам, с которыми только что познакомились. Мыпереглянулись, и глаза у него были такие добрые, такие естественные. Рамиреспозволил мне увидеть себя таким, какой он есть, если, конечно, он не классныйактер, Я это оценила, но не знала, как выразить вслух. Слова в таких случаяхбеспомощны. Самое лучшее, что можно сделать, - ответить тем же. Проблема была втом, что я уже не очень знала, какова я настоящая. Не знала, как выразить этоглазами. Не знала, что дать ему увидеть. Выбирать было не из чего, и я решилаизобразить сконфуженность, смешанную с испугом.

Он слегка тронул меня за плечо. Когда я ничего не сказала,он придвинулся ко мне, обнял, пропустив руки мне за спину, и притянул к себе. Яна пару секунд напряглась в его объятиях, но не высвободилась. И постепенно,расслабила мышцы, пока моя голова не легла ему на грудь, а руки не обвили еготалию.

- Все будет хорошо, Анита, - шепнул он.

Я мотнула головой, все еще прижимаясь к нему:

- Вряд ли.

Он попытался заглянуть мне в лицо, но мы стояли слишкомблизко, и ему было неудобно. Я отодвинулась, чтобы он меня видел, и вдруг мнестало неловко так стоять, обнимая незнакомого мужчину. Я отодвинулась, и онотпустил меня, только придержал пальцы одной моей руки, слегка сжав их.

- Анита, прошу тебя, расскажи.

- Я уже лет пять занимаюсь случаями вроде этого. Когда я неосматриваю изувеченных мертвецов, то охочусь на вампиров, одичавших оборотней,прочих монстров - сам знаешь, кого включать в этот список.

Он теперь держал меня за руку крепко, согревая теплом своейкожи. Я не отняла руку. Мне нужно было ухватиться за какое-то человеческоетепло. И я попыталась вложить в слова все то, о чем уже давно думала.

- Многие копы за тридцать лет службы никогда не пользуютсяоружием. А я уже потеряла счет, сколько народу я перебила. - Его рука, держащаямою, напряглась, но он не стал перебивать. - Когда я начинала, то я считала,что вампиры - монстры. И я в это честно верила. Но теперь я уже не знаю. Кем быони ни были, но они очень похожи на людей. Завтра меня могут вызвать и послатьв морг протыкать колом сердце в теле, которое до капельки такое жечеловеческое, как мое или твое. Если я получаю ордер суда на ликвидацию, я имеюзаконное разрешение стрелять и убивать вампира или вампиров, указанных вордере, а также любого, кто попытается мне помешать. Это включает людей-слуг, атакже людей, имеющих один укус. Один укус или два - это можно вылечить. Но я ихубивала, этих людей, чтобы спасти себя, спасти других.

- Ты делала то, что должна была делать.

Я кивнула:

- Пусть так, но сейчас это уже не имеет смысла, Не важно,права я, что это делаю, или нет. Если убийство оправданное, это еще не значит,что оно на тебя не действует. Я приучила себя думать, что если я права, то этогодостаточно. Оказывается, нет.

Он чуть ближе притянул меня за руку:

- Что ты хочешь этим сказать?

Я улыбнулась:

- То, что мне нужен отпуск.

Он рассмеялся, рассмеялся хорошо, открыто и весело - ничегоособенного не звучало в смехе, только удивление. Я слыхала смех и получше, ноникогда в те минуты, когда он мне был нужнее всего.

- Только отпуск?

Я пожала плечами:

- Как-то не представляю себе, что брошу свою работу и будускладывать букеты, детектив Рамирес.

- Эрнандо.

- Эрнандо, - кивнула я. - Уж такая я, как есть. - Я поняла,что мы все еще держимся за руки, и отняла руку. Он меня отпустил безвозражений. - Может, если сделать перерыв, я снова смогу работать.

- А если отпуска не хватит? - спросил он.

- Когда дойдем до переправы, тогда и будем думать, какпереходить.

Дело было не только в трудном дне и трудной ночи. Мояреакция на тело Бернардо и то, что я позволила чужому мужчине себя утешать, -это было совсем на меня не похоже. Мне не хватало моих мужиков, но дело нетолько в этом. Расставшись с Ричардом, я рассталась со стаей, со всеми своимидрузьями среди вервольфов. Утратив Жан-Клода, я утратила всех вампиров, и какни странно, кое-кто среди них были мои друзья; С ними можно дружить, покапомнишь, что они монстры, а не люди. Как можно одновременно дружить и помнить,объяснить я не могу, но у меня получалось.

Я не просто на полгода отрезала себя от мужчин в своейжизни. Я отрезала себя и от друзей. Даже Ронни, Вероника Симз, одна из немногихмоих подруг среди людей, завела себе новый бурный роман. Она встречалась случшим другом Ричарда, а потому общаться нам стало неудобно. Кэтрин, мойадвокат и моя подруга, только два года как была замужем, и я не хотела мешатьих с Бобом жизни.

- Ты о чем-то очень серьезно задумалась, - сказал Рамирес.

Я моргнула и посмотрела на него.

- Да просто сейчас поняла, как мне одиноко даже дома. Аздесь... - Я покачала головой, не закончив фразы.

Он улыбнулся:

- Одинокая ты только потому, что хочешь быть одинокой,Анита. Я ж тебе предлагал показать местные достопримечательности.

Я покачала головой:

- Спасибо. Нет, на самом деле. В других обстоятельствах я бысогласилась.

- А что тебя останавливает?

- Во-первых, дело. Если я стану встречаться с одним изместных копов, то моя деловая репутация упадет ниже плинтуса, а она и без тогоне очень высока.

- А что еще?

У него было очень заботливое, сердечное лицо, будто онвообще заботливо относится ко всему, что делает.

- Дома меня ждут двое мужчин. Ждут, чтобы я выбрала одногоиз них или бросила обоих.