раскуплены в день открытия); и, конечно же, Шавкат Абдусалямов, много работавший в кино, единомышленник А. Тарковского, абсолютно сознательно избегающий всякой публичности. Тем не менее кураторы галереи уговорили его выставить несколько картин, которые визуально ближе всего к мультипликационным рисункам. Их связывает одна героиня — Мириам. Яичной темперой восточный человек создает нечто вроде новых апокрифов — мир завораживающий и философичный. Хочется верить, что жизнеописание мудрой женщины — «По случаю Рождества в гости к Мириам», «Обитель Мириам», «Мириам прощается» — будет продолжено.

ГАЗЕТА КУЛЬТУРА

15.05.1997

В светлое завтра без Буратино

Один из лидеров московского концептуализма Игорь Макаревич на днях презентовал третью часть своего проекта, посвященного жизни Буратино.

Первая часть, задуманная совместно с женой — художницей Ириной Елагиной, показывалась в Русском музее в 1994 году. Затем большая инсталляция переехала в Москву, чуть позже в Германию. В начале пути, как и положено, сказочный персонаж Коллоди и А. Толстого у Макаревича выступает в роли дерзновенного провозвестника новой жизни. Иллюзии и мечты, надежды и планы на будущее вскоре сменяются разочарованиями и уходом в себя. Поэтому на второй выставке «Лигномания», состоявшейся в «XL» в прошлом году, мы видели уже не революционера и авангардиста, а сломленного, стареющего человека, пережившего крах очередной мечты человечества о светлом завтра и ушедшего в темную область различных перверсий, в том числе сексуального характера. Тема Пиноккио, прямо скажем, слишком связана с русской историей, изобилующей примерами захлебнувшихся революций. Однако выраженный с помощью серии постановочных фотографий (в ней Макаревич детально запечатлел все стадии ухода из жизни любимого героя) тезис о неотвратимости нравственной и физической расплаты устрашает и одновременно придает масштаб личности реформатора. Оценивая третью часть проекта — «Homo Lignum», — только ленивый не упрекнет художника во вдруг возникшей у него склонности к некрофилии. Между тем про «этот сюрреализм» как раз все понятно. Начатую писателями-классиками историю Макаревич мистифицирует на ходу, точно используя социальные и художественные аллюзии. Искусство, по словам мастера, это узаконенная сфера обмана, и только здесь главенствует право автора на различные толкования и финалы, включая обстоятельства гибели героя. Причем «этим умершее доказывает, что жило, а без смерти доказательство не очевидно». Стоит добавить, что подобную мысль разделяют Дмитрий Александрович Пригов и Владимир Сорокин, придавая сентенции статус нового направления в московском концептуализме.

Сам художник, предоставляя зрителю возможность рассматривать фотографии без дополнительных комментариев (на выставке отсутствуют названия работ), все-таки надеется найти выход даже из этого конца. Сейчас можно только гадать, каким станет новый поворот в «жизни после жизни» Буратино. Между тем, зная, как мастер владеет различными техниками — от живописи и инсталляций до литографий и офортов, — подробно прорабатывает задуманное и ставит точку, лишь убедившись в художественной целостности вещи, мы вправе предположить уникальное сочетание полета фантазии, стройности сюжета и его творческого воплощения.

ГАЗЕТА КУЛЬТУРА

22.05.1997

Вторая судьба

Борис Тальберг из тех людей, кому суждено родиться дважды. В профессиональных кругах его знали, прежде всего, как художника-монументалиста.

Мозаичные панно Тальберта украшают здания в Олимпийской деревне, за что он был удостоен Государственной премии СССР; холл в Хаммеровском центре, различные архитектурные объекты, входящие в правительственный санаторий в Форосе. Кроме того, в 70-е годы он являлся секретарем двух союзов — СССР и РСФСР, а в 1978-м добавилась еще одна нагрузка — Тальберта избрали председателем МОСХа, и художник выполнял общественные обязанности вплоть до кончины в 1984-м. В день его рождения — 13 мая — пришедшие в галерею «Интерколор», где разместилась экспозиция живописных полотен Бориса Александровича, вспоминали организаторский талант Тальберта, его умение окружить себя товарищами-единомышленниками, редкую в художнике страсть к новым дарованиям. Друзья говорили, что ему без эмоциональных перехлестов удавалось в беседах с партийцами из горкома или ЦК сохранить свою эстетическую позицию. Он был с теми, кто организовывал для нонконформистов горком графиков на Малой Грузинской, 28. Многие отмечали, как не хватает сегодня человека, способного объединить людей творческих словом и делом. Вместе с тем его собственная жизнь была не такой уж безоблачной. Да, его уважали как прекрасного монументалиста, однако только за четыре года до смерти он пережил настоящий взлет, подлинное упоение, работая в новом жанре. Радикальным образом изменились его личные обстоятельства, ему посчастливилось наконец освободиться от постоянной мысли о заработке. Он сконцентрировался творчески и духовно, как будто целый комплекс нерастраченных чувств, эмоций, философских прозрений теснился в душе художника и вырвался в одночасье наружу. Ему, наделенному немалым общественным темпераментом, теперь хватало действительности такой, какой она окружает нас каждый день. Он отошел от вещей преходящих, вдруг осознав краткость пребывания на бренной земле, а может быть, предчувствуя свой скорый финал. В живописи Тальберг не стремился к сложной аллегоричности, сознательно избегал цветовых нагромождений. Все максимально просто, без излишеств, почти скупо. К такой точности и ясности художник приходит, как правило, через годы работы. А Тальберг сразу вошел в живопись состоявшимся мастером.

Его стиль близок к документальной эстетике с обязательным включением пластической метафоры, которая не поэтизирует избранную тему, а, напротив, почти бессердечно разрывает мечты и реалии. Это остро чувствуется во «Влюбленных» и «Столкновении». Но особенно потрясает идея противостояния личности и обстоятельств в картине «Долгий путь», герой которой так и не вырвался из житейского ада.

Тальберг успел проститься с близкими. Когда художник рисовал «Дорогу», он видел их лица. Две женщины шли ему навстречу. Он мечтал соединить всех, кого любил. Не смог. Остались боль и вечная память.

ГАЗЕТА КУЛЬТУРА

10.07.1997

Зеркало для хмыря

«Московская палитра», о бедственном положении которой «Культура» уже писала (№ 19, 22 мая с.г.), сдаваться не собирается. Совместно с Ассоциацией московских галерей в помещении галереи Международного университета Никита Андриевич организовал первую персональную выставку живописных полотен Андрея Кеменова.

Коллективный проект, объединивший главным образом усилия двух директоров — Н. Андриевича и С. Аджубей (галерея Международного университета), завершился экспозицией музейного уровня. Интерес любителей, профессионалов и представителей отечественного бизнеса, проявленный к картинам в день открытия выставки, свидетельствует о правильно разработанной стратегии на нашем арт-рынке. С. Аджубей не скрывает, что учится у известнейшего в галерейном деле суперпрофессионала Андриевича. Никите Юрьевичу важно регулярно демонстрировать произведения лучших российских художников, поскольку моральный капитал довольно скоро получает и материальное выражение.

53-летний Андрей Кеменов рисует всю жизнь. Не окончив Архитектурный институт, он ушел во флот и дослужился до капитана I ранга. Кеменова коробит, когда его занятие живописью называют хобби. Ради того, чтобы заниматься «чистым» искусством, он приобрел