Пережив ужас погромов – дореволюционного в Саратове и послереволюционных – в Киеве, зная о трагедиях Кишиневского и Одесского погромов, Я. Л. Тейтель, как руководитель Союза, понимал свою личную ответственность за всех, кто входит в возглавляемую им организацию, и ощущал всю уязвимость положения еврейских беженцев в эпоху политической нестабильности в Германии. Он вел тактику мудрого политика, стремясь постоянно находится в поле информации из разных источников, русско– и немецкоязычных, обсуждая этот вопрос с представителями международной еврейской общественности Великобритании и Франции. В 1926 г. вопросам антисемитизма посвятил свой доклад историк И. О. Левин «Антисемитизм в современной Германии»588, который один из первых среди русской диаспоры указал, что антисемитизм превращается в массовую идею в Германии. В 1930 г. М. Шварц дал оценку культурно-философским аспектам антисемитизма в Германии589.

Большой популярностью среди русско-еврейской колонии Берлина пользовались и музыкальные вечера, организованные Союзом русских евреев. Вечера русской классической музыки, а также входившего в моду в те годы в Европе джаза, немецких композиторов, еврейской и цыганской музыки Союз русских евреев организовывал совместно с Союзом русских музыкантов в Германии, Сионистским обществом Германии, Обществом друзей еврейской музыки и Берлинским сионистским комитетом, а также Берлинской филармонией590.

Союз русских евреев в Германии располагал прекрасной библиотекой, созданной по инициативе Михаила Григорьевича Эйтингона, двоюродного брата знаменитого психоаналитика Макса Ефимовича Эйтингона (1881–1943). Эйтингоны были крупнейшими жертвователями Союза. Открытая в 1923 г.

библиотека насчитывала около полутора тысяч книг на русском, немецком, французском языках, идише и иврите. После запрещения деятельности Союза нацистами в 1935 г. библиотека не была изъята, а ее книги перешли в фонды еврейской общины Берлина. Отдельные издания со штампом «Библиотека Союза русских евреев в Германии» и сегодня встречаются в библиотеках Германии и на берлинских антикварных развалах. Симон Дубнов подарил библиотеке свою книгу «Современная история еврейского народа», второе издание которой вышло во Франкфурте-на-Майне в 1921 г., а также первые четыре тома «Всемирной истории евреев», опубликованные в Берлине591.

Члены культурной комиссии – Б. С. Мандель, Ю. И. Айхенвальд и А. А. Гольденвейзер, создавая библиотеку, задались амбициозной целью «сосредоточить в своем русском отделе все вышедшие за границей книги на русском языке»592Практически все ведущие еврейские и русскоязычные издательства Берлина откликнулись на просьбу о предоставлении книг, прислав свою продукцию со скидкой или бесплатно – издательства Гржебина и Дьяковой, «Огоньки», «Заря», «Сполохи», «Универсальное издательство», другие593Издания в бибилиотеку поступали вплоть до 1929 года. Список приобретаемых книг составляли несколько основных групп: русские классики – Лев Толстой, Антон Чехов, Александр Пушкин, Иван Тургенев, Николай Гоголь и др.; современники – Александр Куприн, Максим Горький, Иван Бунин, Константин Бальмонт, Андрей Белый, Н. А. Тэффи, Саша Черный, Федор Сологуб, Илья Эренбург, Дон Аминадо, Борис Пильняк; европейские классики – Э. Золя, Г. Уэллс, А. Конан-Дойл, М. Твен, братья Гримм; книги авторов по еврейской тематике – Шолом Алейхем, Исаак Бабель, Симон Дубнов, М. М. Винавер; издания по философии и политической истории таких авторов, как Лев Троцкий, С. Л. Франк, Николай Лосский, Л. П. Карсавин, Н. А. Бердяев, Марк Алданов, Павел Милюков. Литература на немецком, французском и идише была посвящена преимущественно еврейской тематике и составляла не более пяти процентов от общей массы книг на русском языке594.

Тяжелым испытанием для эмигрантов стала гиперинфляция 1923 года. За пять месяцев – с июля до конца ноября – денежная масса выросла в 132 тысячи раз, уровень цен – в 850 раз. На номер берлинской газеты «Руль» цена повышалась ежедневно, достигнув к концу октября миллиарда марок. Люди теряли работу, росло число банкротств. В Берлине были введены хлебные карточки и открылась первая общественная столовая для лиц интеллигентных профессий (!), платить в которой можно было как марками (400 миллионов за обед), так и валютой разных стран. Для кого-то это стало выходом из бедственного положения. Гольденвейзер записал в личном дневнике: «Жить на иностранную валюту жить задаром. Всё дело в том, чтобы заручиться источником для добывания этой валюты»595На авансцену вышли те, кому игры курсов валют были на руку, – самые предприимчивые или те, кто имел источники дохода в устойчивой валюте.

Всё стоило миллионы, и денег на благотворительность уже не осталось: у многих, кто был активным жертвователем Союза русских евреев, личные сбережения иссякли. Гольденвейзеру пришлось отказаться от жалованья в Союзе с ноября 1922 года, а затем, с марта 1923-го, покинуть его (до февраля 1925-го)596Кризисный 1923 год деморализовал многих в русской колонии: «Экономический кризис парализовал сознание эмигрантов, – отметил историк русского Берлина Карл Шлегель, – став своего рода дежавю, продолжением недавнего российского опыта: кризис, нестабильность, радикализация политических лагерей»597Кризис обернулся для многих беженцев трагедией и осознанием того, что «берлинский период» заканчивается. « От сумасшедших берлинских лет осталось только воспоминание как о невероятном фейерверке, как будто в одну ночь сгорела целая фабрика бенгальских огней», – описывал берлинские настроения Вадим Андреев598.