— Боюсь, что мир пока не готов принимать наши ценности, —вновь сказал Али Гадыр.

— Вы собираетесь остаться до конца фестиваля?

— Да, до его закрытия. Я надеюсь, что здесь ничего неслучится, хотя, зная ненависть Мула, мне трудно за это поручиться.

— Вы знаете, что он готовит?

— Нет. Он интересует меня как убийца хаджи Карима. ВТегеране ему вынесен смертный приговор. И если мы точно узнаем, где оннаходится, приговор будет приведен в исполнение.

— А если он успеет раньше вас?

— Это главная причина, по которой я нахожусь здесь. Если онрешится на какой-то террористический акт и, к несчастью, сумеет его осуществитьво Франции, особенно во время этого фестиваля, то боюсь, что все наши контрактыбудут сорваны. Ни французы, ни даже русские не захотят иметь ничего общего состраной, которая поддерживает такого террориста.

— Но вы его не поддерживаете.

— Это ваше личное мнение, — улыбнулся Али Гадыр. — Кстати,вы видели новый фильм Аббаса Кияростами, представленный на фестивале?

— Нет, не видел.

— В таком случае посмотрите. Это удивительно добрый и мягкийфильм. Вам наверняка понравится. Правда, я не убежден, что он понравится членамжюри, но это уже дело вкуса.

— Я его обязательно посмотрю, — заверил своего гостя Дронго.— Думаю, что вы все-таки не правы. Существуют мировые ценности, иерархиядуховных приоритетов, которые незыблемы при любой религии и при любом строе.Это я понял недавно в Иерусалиме, когда прошел по святым местам всех трехрелигий.

Постулаты повсюду одинаковы. Не убей, не укради, непрелюбодействуй. Может, эти ценности и должны лежать в основе всех человеческихотношений. Как вы считаете?

Утром они прогуливались по набережной. После непривычныххолодов начала месяца уже через несколько дней по всему побережью установиласьмягкая солнечная погода, и туристы высыпали на побережье, заполнив пляжи наАнглийском бульваре. От «Негреско» они шли вдвоем, неспешно обсуждая событияпоследних дней.

— Завтра наконец закрывается фестиваль, — сказал отец. —Знаешь, я тебе очень благодарен. За три недели я побывал в столькихудивительных местах!

Увидел Иерусалим, Ниццу, Канны. Впечатлений хватит наоставшуюся жизнь.

Он был, как обычно, в костюме и шляпе. Только на этот разкупленная в бутике в самом отеле шляпа была светлой. Отец шел медленно,улыбаясь проходившим мимо молодым женщинам. Многие из них останавливались намгновение, чтобы тоже улыбнуться этому пожилому господину с таким удивительномягким выражением лица.

— Я никогда так надолго не уезжал из дома, — сказал отец, —твоя мама, наверное, уже беспокоится. Ты знаешь, мы всегда ездили тольковместе. Все сорок с лишним лет. Мы ни разу в жизни не отдыхали поодиночке.Наверное, это своеобразный рекорд. Мы были всегда вместе.

Он улыбнулся проходившей мимо черноволосой красавице,очевидно, итальянке, и она улыбнулась ему в ответ.

— Какие красивые женщины в этом городе, — сказал отец. — Ябы поселился здесь на всю оставшуюся жизнь. Только одному, без друзей иблизких, довольно скучно, даже в окружении очень красивых женщин и в такомгороде, как Ницца.

— Ты все время говоришь об оставшейся жизни, — заметил сын,— кажется, недавно ты мне говорил, что настоящая жизнь начинается послесемидесяти.

— Это я только говорил, — хитро улыбнулся отец.

— И тем не менее у тебя какой-то пессимистический взгляд. Утебя сегодня нет настроения?

— Просто я очень скучаю по твоей маме, — признался отец. —Мне трудно измениться после стольких лет, проведенных вместе. Поэтому я хочууехать даже отсюда как можно быстрее. Мне кажется, что и тебе следует отсюдауезжать сразу после завершения фестиваля. Если Мул не нанесет свой удар,значит, мы ошиблись.

Думаю, нам не стоит более оставаться в этом городе,подвергая тебя ненужному риску. Да и Алиса уехала. Она красивая женщина. И хотяя совсем не знаю английского, тем не менее по ее глазам я видел, как она к тебеотносится.

— Она улетела в Израиль.

— Ясно, — вздохнул отец, останавливаясь, — давай повернемобратно.

Видимо, они считают, что так будет лучше.

— Они все еще не могут установить, каким образом Мул узнавало моих передвижениях.

— А если он и сейчас узнает, где ты находишься? — тихоспросил отец, — Что?

— Мне кажется логичным предположить, что если ему удалосьотследить твой путь на Ближнем Востоке и в Иране, то он наверняка сможет найтитебя и во Франции.

— Что ты хочешь сказать?

— Ты все время пытаешься его вычислить, тогда как один разнужно сыграть на опережение, — предложил отец.

Дронго молча смотрел на него.

— По-моему, в дзюдо есть принцип обращения собственногопадения в свою силу, — продолжал отец, — проверь собственные сомнения. Сделайтак, чтобы он узнал о тебе. Но не для того, чтобы снова подставить себя подпули убийц, как в Дамаске. Сделай так, чтобы он выдал своего человека. Чтобы тыточно сумел вычислить, кто и почему тебя предавал. Я не думаю, что это былаАлиса Линхарт.

Может, я ошибаюсь, но мне кажется, ее убрали отсюда такбыстро именно из-за этих подозрений.

— Да, — сдержанно кивнул Дронго, — они считают, что онамогла стать невольным источником информации.

— Нет, — быстро возразил отец, — это кто-то другой из твоегоблизкого окружения. Во всяком случае, один из тех, кто сейчас находится где-торядом с тобой. Обрати свое поражение в свою победу, — продолжал отец, —просчитай вариант так, чтобы тебя не могли обойти. Нужно выявить человека,который сотрудничает с Мулом, независимо от того, сумеете ли вы остановитьтеррориста или нет. И мне кажется, что такой неуправляемый тип вряд липользуется поддержкой официальных структур. С другой стороны, без конкретнойпомощи он бы не смог все время уходить от тебя.

— Может быть, — сказал сын, — я же тебе рассказывал о своемразговоре с Али Гадыром Тебризли — Он был прав. Мулу кто-то помогает. А чтокасается иранцев, они в положении жены Цезаря, которая должна быть выше всякихподозрений. Просто слишком многие европейцы относятся к ним предубежденно.

— И с этим ничего нельзя сделать.

— Почему ничего? — возразил отец. — Ты видел их фестивальныйфильм?

Пока ты бегаешь в поисках террориста, я иногда смотрюфильмы. Хороший душевный фильм без мордобоя, погони, крови. Жаль, что такиефильмы сейчас не модны. Он многое проясняет в характере самих иранцев.