В сюите генерала Даете, снятом в «Нога Хилтоне», ежедневнопроводились совещания руководителей спецслужб. Генерал Даете поочередновстречался с руководителями израильской и российской разведок и даже принял всвоем номере Али Гадыра Тебризли, который после разговора с ним решил приехатьв Ниццу для встречи с Дронго. Вернее, он позвонил Дронго, и тот пригласил егона обед в ресторан «Шантеклер», находившийся в самом «Негреско» и считавшийсяодним из самых изысканных на Английской набережной в Ницце.

Вечером двенадцатого мая в ресторане встретились Дронго ииранский гость. Меню здесь было на русском языке. К девяносто седьмому годувновь хлынувшие в Ниццу, как и сто лет назад, богатые русские заставилируководство самого известного отеля срочно переключить антенны своих телевизионныхканалов на Москву, ввести обязательное изучение русского языка для служащих иперевести всю документацию на русский язык, в том числе и меню ресторана«Шантеклер».

Али Гадыр, полностью доверяя вкусам Дронго, предоставил емувыбор блюд.

Метрдотель предложил на выбор несколько бутылок вина, и онирешили остановиться на красном бордо семьдесят восьмого года.

— Мы слышали о том, что вы были ранены в Дамаске, —осторожно сказал гость, внимательно глядя на своего собеседника.

— Это было скорее недоразумение, — улыбнулся Дронго. Емунравилась подобная восточная деликатность, когда гость как бы оставлял правовыбора ответа на вопрос самому Дронго. Вопрос формулировался таким образом, чтовсегда можно было отказаться от самого события вообще, а не трактовать его втой или иной плоскости.

— Я вас предупреждал, — напомнил Али Гадыр Тебризли, —человек, с которым вы решили бороться, очень опасен.

— И он до сих пор на свободе.

— Я думаю, он где-то здесь, рядом, спокойно произнес АлиГадыр, поднимая бокал. — Ваше здоровье.

— Почему вы так думаете?

— Вы же видите, что здесь творится, — усмехнулся Али Гадыр.— Всеобщее помешательство. Сегодня кино стало формой индустрии. Сейчас весь мирпишет о событиях в Каннах. И мы считаем, что Мул обязательно использует такойшанс.

Он поставил свой бокал на стол.

— У вас есть новая информация? — недипломатично спросилДронго.

— Нас начали мучить сомнения, — улыбнулся Али Гадыр, —слишком уж уверенно уходит Мул от такого грозного соперника, как МОССАД. Еслибы кто-то в мире сказал мне, что можно прятаться одновременно от нас, отрусских и от МОССАД, я уже не говорю про французов, суметь каждый раз уходитьиз сетей такого проницательного человека, как вы, и делать все это безпосторонней помощи, я бы никогда этому не поверил. Силе должна противостоятьсила. Очень большая сила, Дронго. И эта сила сейчас на стороне Мула.

— Вы считаете, что ему кто-то помогает?

— Почти убежден в этом. Иначе он бы не сумел столько времениуходить от наших сотрудников. Я говорю даже не про деньги, они у него есть. Яговорю об организации его группы и действиях его людей. За ним кто-то стоит. Вэтом нет никаких сомнений. И это не иранская разведка.

— У МОССАД схожее мнение. Но они считают, что ваша разведкаи есть та самая организация, которая помогает Мулу.

— Мы сами ищем его по всему побережью.

— Ваш отказ участвовать в кинофестивале только подтвердилэто негативное мнение, — прямо заявил Дронго.

— Поэтому мы и прилетели, — объяснил Али Гадыр. — В Тегеранене очень любят подобные мероприятия, как этот фестиваль. И фильм, который снялАббас Кияростами, был встречен не очень благожелательно руководством нашейстраны. Но если бы я со своими людьми просто так прилетел во Францию, тоизраильтяне сразу бы решили, что мы оказываем помощь Ахмеду Мурсалу. Поэтомупод моим давлением было принято решение разрешить нашему режиссеру представлятьна фестивале свой фильм. Хотя я убежден, что этому режиссеру и этому фильмувообще не дадут никакого приза. Мы слишком непонятная страна для Запада. Этовсе равно, как если бы «Гран-при» вручался главному убийце, скажем. Мулу. Вглазах израильтян, европейцев, американцев мы естественные союзники маньяка исадиста Ахмеда Мурсала. И ничто не может разрушить этот имидж.

Официант принес очередные блюда. Вокруг стола крутилисьсразу несколько человек.

— Я думаю, вы ошибаетесь, — возразил Дронго. — Просто высами часто замыкаетесь в собственной среде, отторгаясь от всего мира. Ваш отказот участия в фестивале был не правильно истолкован. В конце концов, Кияростамиочень известный в мире режиссер. Нужно было с самого начала настаивать на егоучастии в фестивале.

— У нас свои проблемы, — пояснил Али Га-дыр. — В нашемобществе по-прежнему существуют две полярные точки зрения. Либералы считают,что мы должны принимать мир таким, каков он есть, и приспосабливаться к окружающейдействительности, постепенно модернизируя собственную страну. Радикалы,напротив, стоят на консервативных позициях, убежденные в том, что мир долженприспосабливаться к существованию такой страны, как Иран. И пока существуют этидве точки зрения, мы разрываемся на части между нашими либералами и радикалами.

— Это скорее проблема Ирана, а не всего остального мира.

— Нет, — быстро возразил Али Гадыр, — если в мире будутсчитать, что это только проблема Ирана, то, боюсь, мы никогда не решим наши проблемы.Мы должны идти навстречу друг другу.

— По-моему, шах уже пытался идти навстречу западнымценностям, — напомнил Дронго, — вы помните, чем все это кончилось? А ведь вконце семидесятых Иран был вполне западной страной, по меркам самого Запада.

— Именно поэтому и произошла революция, — возразил АлиГадыр, — у каждого народа свои традиции, своя культура и свое наследие. Наснельзя было насильно подводить к голливудским стандартам. Кстати, среди тех,кто первоначально был против участия в этом фестивале, был и я.

— Я могу узнать почему? — Вилка Дронго замерла на полпути.

— Можете. Хотя бы потому, что на этом фестивале «Гран-при»получает такой фильм, как «Криминальное чтиво» Квентина Тарантино. Согласитесь,эти стандарты совсем не для восточного человека и тем более не для нашейморали.

— Здесь побеждали разные фильмы.

— Дело в концепции. Для западной цивилизации мы слишкомзакрытое общество. Боюсь, что существует проблема обеих сторон. Мы не хотим вэто общество. А они не хотят пускать нас. Эта проблема имеет две стены,построенные с каждой стороны. И никто не собирается рушить собственныеукрепления.

— Я понимаю, — задумчиво кивнул Дронго, поднимая бокал. — Заваше здоровье.

Его гость не пил спиртного. Он скорее символически к немуприкасался.

Заметив это, Дронго тоже не стал пить, делая лишьсимволические глотки.