Их руки и ноги причудливо сплетались, заставляя всех остальных следить за танцем буквально затаив дыхание. Гремучая смесь страсти и ревности, любви и ненависти… воздух буквально дрожал и плавился от эмоций, при этом движения танцующей пары не выглядели вульгарно — напротив, они были отточенными, словно отрепетированными заранее. Ничего лишнего — только ледяной танец чувств, раскалённых до предела…

В какой-то момент Павел догадался посмотреть Миле в лицо и испугался, что она сейчас потеряет сознание. Наверное, у неё закружилась голова или начало тошнить, как это часто случалось в детстве.

“Хватит?” — беззвучно спросил он одними губами; продолжать танец дальше было бы сущим безумием. Но Милка лишь упрямо сжала зубы, не собираясь уступать в этой битве, и отрицательно качнула головой.

Впрочем, то, что Павел вдруг увидел за её плечом, заставило его резко остановиться прямо посреди импровизированного танцпола.

— Татьяна Васильевна! — воскликнул он, бросаясь к директрисе детского дома.

Оказывается, пока они танцевали, Высоцкой стало плохо — сердце прихватило, и сейчас она, держась за левую сторону груди, другой рукой лихорадочно пыталась достать из своей сумки лекарство, однако немеющие пальцы слушались плохо, замок никак не хотел открываться.

Пашка пулей подскочил к ней, открыл сумку и нащупал блистер с таблетками.

— Эти?.. — спросил он быстро, показывая ей упаковку нитроглицерина. Татьяна Васильевна лишь кивнула.

Через пару мгновений вокруг образовалась толпа из детдомовцев. Все шумели, взволнованно спрашивали, что случилось, наперебой предлагали вызвать скорую помощь.

— Спокойно, спокойно, ребята, — с трудом выговорила Высоцкая, уже положившая одну таблетку под язык и пытаясь утихомирить встревоженных воспитанников. — Не надо никого вызывать, со мной это не впервые случается, я же сердечница… Сейчас всё пройдёт.

— А может, всё-таки скорую? — настаивал Павел, но она остановила его движением руки.

— Бог с тобой, Пашенька, не переживай понапрасну. Это просто возраст, нервы, волнения… Увидела всех вас, душу растревожила… вот и прихватило. Но ты не паникуй, я же лекарство приняла — скоро полегчает. Да мне уже лучше, правда.

Судя по порозовевшему лицу и оживившемуся взгляду, Высоцкой и впрямь стало легче, но продолжать праздновать вместе со всеми она отказалась.

— Вызову такси и поеду домой, лягу себе спать тихонько… А вы продолжайте веселиться, ребятки, вам и пообщаться надо, и потанцевать… вы же так давно не виделись.

— Я вас провожу, — сказал Павел. — И не спорьте! Доеду вместе с вами до самого дома, чтобы убедиться, что всё в порядке.

— Я тоже с вами, — сказала Милка таким тоном, что возразить ей никто не решился.

Они довезли директрису до дома и под руки довели до самой квартиры, но заходить внутрь на чай отказались — не захотели напрасно напрягать пожилую женщину.

— Ложитесь и отдыхайте прямо сейчас, — велел Павел. — Завтра утром я вам позвоню, и вы отчитаетесь мне о своём самочувствии.

На прощание Высоцкая по очереди притянула их с Милкой себе и расцеловала в щёки.

— Вы мои попугайчики-неразлучники, — улыбаясь, сказала она. — Я ведь вас по отдельности даже не помню. Всегда вместе, всегда вдвоём… Честно говоря, я была на сто процентов уверена, что вы поженитесь, когда вам обоим восемнадцать исполнится…

Милка закусила нижнюю губу, ничего на это не ответив, а Павел как-то моментально отшутился, забалтывая неловкую ситуацию.

Попрощавшись с Татьяной Васильевной, они спустились по лестнице и вышли из подъезда во двор.

— Ну что, я вызываю такси? — спросил Павел, доставая телефон. — Мне в центр, а тебе куда надо?

— В “Бристоль”.

— Ещё бы, — усмехнулся он. Несомненно, Милка должна была выбрать самый пафосный отель в городе.

— Подожди, Паш… — она жестом остановила его, уже поднёсшего телефон к уху. — А может, не надо такси? Прогуляемся пешочком… тут не так далеко.

— А смысл? — прямо спросил он, пытаясь разглядеть в свете фонарей выражение её лица. Мила опустила ресницы.

— Мне кажется, нам давно надо серьёзно поговорить. О… обо всём.

— Не наговорилась ещё? — хмыкнул он, имея в виду их не слишком приятный диалог в детском доме, предшествующий танго. — Извини, но с меня хватит задушевных бесед. Наелся.

— Пожалуйста, Паша! — взмолилась она. — Обещаю, что не буду тебя цеплять… и Дашу твою трогать не стану. Честно-честно! Просто… мы с тобой действительно так давно не разговаривали по душам. Мне этого ужасно не хватает, — призналась Мила.

Павел помолчал несколько мгновений, обдумывая сказанное, и коротко кивнул в знак согласия. Один разговор… в конце концов, не так уж и трудно, тем более Милке, судя по всему, это очень важно.

Что ж… по душам — так по душам.

Почему-то в Таганроге с Милкой ему было легче. Не возникало того глухого раздражения, подспудно поднимающегося в душе всякий раз, когда он думал или вспоминал о ней в Москве — ещё даже до того, как она успевала выкинуть что-нибудь… этакое, в своём стиле. Это раздражение в последние годы просыпалось в нём всё чаще, Мила с завидной регулярностью выбешивала его своими не всегда безобидными выходками.

Нет, конечно, она не перевоплотилась внезапно в ангела, очутившись в родном городе — Павел всё ещё слишком хорошо помнил их разговор перед танго и не питал наивных иллюзий. И всё-таки… всё-таки в Таганроге Мила казалась более настоящей, привычной ему. Возможно, просто всколыхнулись общие воспоминания детства или совместный танец разбередил ей душу. А может, сам здешний воздух действовал на Милу умиротворяюще — в любом случае, сейчас они не спеша брели по ночному городу и разговаривали спокойно и честно, без надрыва, упрёков или обвинений, точно исповедовались друг другу. Павлу даже показалось на секунду, что они вернулись в прошлое — счастливое, детское, полное потрясающих открытий, дерзких мечтаний и тайных надежд.

— Слышал, что сказала Высоцкая? — усмехнулась Мила. — Она была уверена, что мы поженимся… как странно.

— Ну, о свадьбе с тобой я, конечно, никогда не думал, — честно сказал Павел, — но всё-таки раньше был непоколебимо уверен в том, что мы всегда будем вместе. Что я не смогу без тебя ни дня. А теперь…. жизнь всё дальше и дальше нас разводит. Ты обратила внимание, что мы стали совсем редко общаться?

— Тебя это огорчает?

— Пожалуй, — задумчиво сказал он. — Не знаю, почему и куда всё уходит. Даже то, что казалось мне когда-то таким дорогим и важным…

— Я тоже не думала о браке с тобой, — откровенно призналась Мила. — Вернее, нет: если и думала, то исключительно с ужасом.

— Это ещё почему? — улыбнулся он.