Комната уже полностью погружена в темноту, когда я распахиваю глаза и поднимаюсь с кровати. Зажимаю между зубами какую-то тряпку и обливаю себя оставшейся водкой из бутылки, валяющейся в углу спальни. Кричу, но этого никто не слышит. Кричу, проваливаясь в очередное забытьё. Я не знаю, сколько сейчас времени. Не знаю. Ночь. Снова открываю глаза, валяясь на полу, и ищу бинты. Ничего. Только майки. Рву их и перематываю себя. С трудом, обливаясь потом из-за слабости, натягиваю спортивный костюм и набрасываю капюшон. Я дойду. Дойду. Я сильный. Справлюсь.

Как в тумане бреду в ночи к дому сестринства, скрываясь в тенях деревьев. Они следят за мной. Они знают всё, что происходит. Знают. Им докладывают. Везде их шпионы. Мне будет плохо за то, что я сейчас делаю, но меня это не волнует абсолютно. Я не в силах сейчас карабкаться по деревьям и незаметно попасть в дом «Оморфии», поэтому просто вхожу туда и, стараясь не шуметь, бреду к лестнице. Падаю, жмурясь от шума, и снова встаю. Буквально ползу до комнаты Миры, и дверь передо мной распахивается. Поднимаю голову, не сумев быстро придумать, оправдания моего появления здесь.

– Раф? – Сиен. Милая Сиен. Она опускается на колени и испуганно всматривается в моё лицо.

– Мира… она…

– Спит. Всё хорошо. Ты… боже, Раф, у тебя кровь. На толстовке кровь, – девушка закрывает дверь и, подхватив меня под мышки, тащит по полу. Нет, не надо больше темноты. Пожалуйста, не надо.

Она затаскивает меня в свою спальню и закрывает дверь. Быстро включает свет и тянется к моей одежде.

– Нет, – выдавливаю из себя, перехватывая её руки.

– Раф, у тебя кровь, понимаешь? Что случилось? Белч сказал, что ты был не в себе, и у тебя… дай посмотрю. Чёрт, дай мне тебе помочь! – Повышая голос, Сиен поднимает мою толстовку и охает, падая на пол.

– О, мамочка. О, господи, – шепчет, закрывая рот рукой.

– Это я сам… всё нормально. Нормально. Иди к ней… я должен знать, что она…

– Нормально? Ты рехнулся, Рафаэль? Ты видел, что у тебя с ранами? Они же загноятся. Они… чёрт, сиди здесь. Ты совсем с ума сошёл? Что ты творишь с собой? Зачем так себя наказываешь? Зачем, боже? – Приговаривая, девушка подскакивает на ноги и бежит к шкафу, переворачивая всё в нём, достаёт маленькую аптечку.

– Тебе надо в больницу, здесь куски… Боже… Боже мой, – она пытается как-то остановить кровь, разрезает импровизированные бинты и плачет.

– Нет… я…

– Закрой рот, Рафаэль. Ты убьёшь себя. И что будет с ней? С Мирой? Ты подумал, какое потрясение она вновь переживёт, если всё это увидит? Она до сих пор не отошла от порезов ножом и ран, а теперь это. Сиди, я сказала, иначе сама тебя прирежу к чёртовой матери, – бросая окровавленную вату, она поднимается с пола и достаёт из кармана телефон, набирая чей-то номер.

– Белч. Вызови скорую. Потом объясню. Срочно позвони в наш медицинский корпус и скажи, что нам нужна скорая и немедленная госпитализация, надо довести его до ворот, чтобы никто не услышал сирену. Приходи сюда, мне нужна помощь, – быстро говорит она и убирает мобильный.

– Давай, Рафаэль. Поднимайся, надо тебя отправить в больницу. Это уже выше моего понимания, – шепчет она, закидывая мою руку себе на плечо.

– Нет… я…

– Заткнись, вот просто заткнись. Я так зла на тебя! Мало тебе всего этого? Мало? Хочется больше боли? Зачем? – Я понимаю, что она права, но правду ей не скажу. Не хочу пугать больше, чем уже есть. С помощью девушки поднимаюсь на ноги, и мы выходим из её спальни.

– Мира…

– С ней всё хорошо. Тише. Они не должны тебя здесь видеть, особенно в таком состоянии, – хватаюсь за перила, и тело болит. Всё болит. Я не могу идти. Я чувствую, как кровь скатывается по животу и течёт ниже. Мои кровавые отпечатки остаются на перилах, кровавые следы, кровавое дыхание. Мне так больно.

– Что… вот же мать твою! – Белч оказывается перед нами уже на улице, и Сиен передаёт меня ему.

– У него вся грудь в крови, там… как будто он жарился заживо. Отведи его… я вернусь к Мире и отмою всё, – шепчет Сиен.

– Раф, слышишь меня? Что случилось? Кто это сделал? Ты же не так болен, верно? Ты же… чёрт, я не хочу тебя потерять.

– Я… сам… я…

– Ложь. Не верю. Кто это был? Кто тебе угрожает?

– Никто… Мира…

– Блять, Мира в норме, а вот ты умрёшь от потери крови. Ты весь к крови. Просто весь. Да что же ты за идиот-то? Давай, осталось ещё немного. Тебе помогут. Я поеду с тобой, – мы добираемся до ворот, и нас выпускают. За ними уже ожидает медсестра и карета скорой помощи. Дальше я больше ничего не помню. Падаю и отключаюсь моментально.

Открываю глаза, по которым долбит яркий свет. Ничего не чувствую. Воспоминания кажутся лишь очередным кошмаром. Только пикающие аппараты, тяжесть в мышцах и напульсник на запястье говорят о том, что я в больнице.

– Раф?

Снова открываю глаза и облизываю пересохшие губы, пока зрение становится немного чётче.

– Ты как? – Напряжённо улыбаясь, интересуется Белч.

Могу только кивнуть, переводя взгляд на вену, в которой торчит игла от капельницы.

– Тебе операцию сделали. Удалили сожжённую кожу, наложили швы, и ты был под наркозом. Сейчас уже три часа дня, а ты только очнулся. Я сообщил о нападении. Здесь был директор. Позвонили Эрнесту, точнее, его помощнику и сообщили о том, что ты в больнице. Он просил перезвонить ему, как очнёшься. Грог вроде бы, – шепчет Белч.

– Сколько… какой… день?

– Вторник.

– Мира…

– С ней всё хорошо. В данный момент она на занятиях, затем будет в доме готовиться к вечеринке в честь Хэллоуина. Сиен с ней. Она отмыла все твои кровавые следы, и пока нет никаких фотографий на сайте о том, в каком ты был состоянии. Что довольно странно, ведь в час ночи редко кто спит и не охотится за сенсацией в твоём лице. И я хочу, нет, я требую, чтобы ты мне рассказал, кто это сделал. Оливер? Калеб? Оба? Я ничего не слышал об этом, они в последнее время, вообще, тихие и молчаливые. Значит, что-то готовили, и…

– Я сам. Это всё сделал я сам, – хриплю и отворачиваюсь. Всадники контролируют сайт. Они не хотят, чтобы мои фото в таком виде хоть где-то появились, как и стало известным то, что они сделали. Они всё скрывают и, выходит, что лишь наблюдают за исходом событий. И уж точно, Белчу об этом знать не стоит.

– Я не верю, понял? Нельзя сжечь столько кожи и вытерпеть лишь потому, что тебе так захотелось. Я…

– У меня психологические проблемы. Мне нравится причинять себе боль… мне это нравится. И я хочу избавиться от прошлого… от всех этих рисунков. От всех… уходи, будь с ней, а я спать хочу, – закрываю глаза, ощущая, как меня снова поглощает тьма, и голос Белча остаётся позади.