Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— М-да, пока что у меня все вот так, иначе не выходит. — Я беспомощно развожу руками.
— Мама, мама! — В комнату влетает Марыся.
— Аллах милосердный, что стряслось? Где пожар? — Ахмед подхватывает дочку на руки и кружится вместе с ней, весело смеясь.
— Бабушка хочет кое-что маме дать. Она говорит, мама это забыла.
Мы слышим шаги в коридоре, и в следующую минуту без стука входит моя свекровь, держа в вытянутой руке небольшую обувную коробку.
— Что же ты, Блонди, уже и подарков не принимаешь? — Она улыбается, а я не могу понять, о чем речь.
— Это туфли?
— Не-е-ет! Самый первый подарок, полученный тобой в этом доме.
Я заглядываю в коробку: в мягкой вате лежит филигранная стеклянная парковая лавочка, деревце с янтарными листьями, целая кучка разноцветных зверюшек и сказочных персонажей, а на самом верху — Аладдин с миниатюрной хрустальной лампой. Крохотные шедевры из серванта в гостиной, те самые, которые мне приглянулись в день нашего приезда!
— О, мама! — Мне не хватает слов. — Знаю, я не должна отказываться, но не хочу и грабить тебя, лишая таких сокровищ.
— А ты как думаешь, для кого я это все намерена хранить? В могилу-то с собой не заберу!
— Да что ты, какая могила…
— Неужели они тебе больше не нравятся? — удивляется она.
— Нет-нет, они прекрасны.
— Так бери! — Всучив мне коробку, она разворачивается и поспешно направляется к выходу.
— Погоди! — кричу я и бросаюсь вслед за ней.
Отложив подарок на столик, обнимаю свекровь за шею. Женщина она добрая, но нежности не очень любит.
— Хватит, хватит, ты меня задушишь! — кричит она и ретируется из нашей комнаты. На ее красивом лице я вижу румянец, а в глазах — блестящие слезы. А может, мне только кажется?
— Давайте, поехали! — возбужденно кричу я и хватаю первую попавшуюся сумку.
— Начало Рамадана объявят вот-вот — или нынешней ночью, или завтра. — Ахмед бросает на террасу большие авоськи с едой и возвращается к машине за остальными покупками.
Дождя пока нет, Марыся в калошах бегает по лужам у дома, размахивая палкой. Нет ничего лучше, чем порезвиться в слякоть.
— Не смей таскать тяжести! — кричит мне Ахмед.
— А почему?
— Повредишь позвоночник, а кто весной будет все эти гектары вскапывать?
— Тьфу! — фыркаю я и беру пакет с гроздью бананов.
— Ну, как хочешь.
Шлепнув его по заду, я с визгом убегаю в дом. Как здорово — жить в своем доме! Здесь я могу целовать мужа хоть во дворе. И с момента прибытия мы занимаемся этим безостановочно, наверстывая упущенное за много месяцев.
— Вы все тут помешаны на еде. — Я стою посреди кухни, не зная, за что взяться.
— Послушай, стоит мне только подумать о Рамадане, как я уже голоден.
— Но нас же всего трое! — Я сажусь на пол, упираюсь локтями в колени и смеюсь.
— Значит, пора кого-нибудь к нам пригласить. Во время Рамадана не стоит ужинать в одиночестве. Это почти что грех.
— Ты это к чему? Я даже побаиваюсь.
— Ты еще не познакомилась ни с одним из моих друзей. Мне бы хотелось пригласить к нам нескольких самых близких, разумеется, с женами и детишками. Будет весело.
— Ага-а-а-а…
— Да и маме с Хадиджой очень одиноко в том огромном пустом доме.
— Ты уже по ним соскучился? Мы ведь совсем недолго вдвоем, всего ничего.
— Не в этом дело. Вы, поляки, в сочельник ставите на стол пустую тарелку для неожиданного гостя, а мы зовем к себе одиноких и нуждающихся. А если не хотим видеть их за нашим столом, то, по крайней мере, даем им еду с собой. Это тоже неплохо.
— Хорошо, что мы живем в такой безлюдной местности, а то пришлось бы каждый день накрывать стол для сотен людей, — подшучиваю я.
— Ты все боялась, что тебе здесь будет одиноко, не с кем будет и словом перемолвиться, а когда я предлагаю пригласить гостей, тебе это не по душе. Ох, Дотка, Дотка… — Обидевшись, он водит глазами туда-сюда и намеревается уже уйти из кухни.
— Но разве я сказала, что не хочу гостей? — Я хватаю его за полы пиджака и не пускаю. — Просто я немного волнуюсь — сумею ли приготовить то, что придется по вкусу твоим землякам. Ты ведь знаешь, мои кулинарные способности весьма посредственные. Кроме котлет и бисквитно-творожной запеканки, у меня ничего и не выходит.
— Думаешь, у нас в гости ходят с пустыми руками? — отзывается Ахмед уже более примирительным тоном. — Они принесут арабские блюда, а ты приготовишь что-нибудь особенное, славянское.
— Ну, тогда ладно. Я уже радуюсь. — Вздохнув с облегчением, я принимаюсь разбирать пакеты.
— Я с ними свяжусь, и мы решим, кто и когда приедет. — Гордый собой, хозяин дома отправляется в гостиную, а я остаюсь в моей прекрасной кухне.
Вот и Рамадан. Я тоже пытаюсь поститься, но уже около полудня желудок начинает прирастать к позвоночнику. Как же они это выдерживают, как справляются? В нынешнем году и без того повезло — Рамадан выдался осенью. А как тяжело поститься летом, когда день так долог, жара валит с ног и нельзя выпить ни капли воды!
— Эй, поторопитесь! Дорота, сжалься, давай быстрее. — Ахмед стоит в дверях, собранный, полностью готовый, а у нас с Марысей до сих пор все в зачаточном состоянии.
— Дай нам пять минут и не стой над душой. Выпей пока кофе.
— Я бы не прочь, но разве что в следующем месяце.
— Сорри, у меня голова не соображает.
— Марыся поест у мамы, а ты накинь на себя что-нибудь и поехали. Мне нельзя опаздывать! — кричит он. — На фирму еще куда ни шло, но в университет — ни в коем случае. Студенты не станут ждать даже четверти часа — вмиг смоются, особенно в Рамадан. Сейчас все ходят сонные и голодные.
— И злые, — добавляю я, предвидя, что сейчас может разразиться настоящий скандал.
— Не злые, не преувеличивай. Ну, может, немного нервные…
И вот Ахмед уже в машине, заводит двигатель. Почти на ходу в салон запрыгиваем мы с Марысей, и машина срывается с места. Мы стремглав несемся, срезая путь, и едем, как мне кажется, дольше, чем если бы выбрали обыкновенную асфальтированную трассу.
Сегодня мы намерены впервые опробовать сложный план организации семейной рутины: оставляем Марысю у бабушки, меня отправляем на фитнес, Ахмед едет в университет, после занятий забирает меня и Марысю, и мы дружно возвращаемся в деревенский дом. Но дело осложняется тем, что происходит это все во время Рамадана. Я уверена, что план окажется провальным.