— Да!

В следующий миг ее резко толкнули — она оказалась за широкой спиной своего мужа, стиснутая между ним и прикрывавшим его спину Эйтхом, и опять услышала звон оружия и крики. Мимо нее прокатился еще один эльф с разрубленным плечом, потом еще один — лицо и грудь его были залиты кровью.

— Нет! — Девушка бросилась к Хауку и обхватила его руками за плечи. — Нет, Хаук, пожалуйста! Ради меня!

Орк отступил. У защитников замка на ногах оставалось всего пятеро — трое не уследивших за Видящей конвоиров и еще два воина на лестнице. У их ног лежал, истекая кровью, лорд Тосканир. Седьмого они поддерживали, не давая упасть под талгаты и мечи орков. Оба были ранены и сами еле держались на ногах, опираясь на мечи.

— Не надо, Хаук. — Девушка все еще цеплялась за него. — Там остались только женщины и дети! Пощади их ради меня! Ты и так пролил слишком много крови, а я с тобой. Я здесь…

Хаук помедлил, прежде чем отступить. Его талгат взвился, нацеливаясь на эльфов.

— Ласка — моя жена, — отчеканил он. — Она сделала выбор. Не пытайтесь нас остановить!

Лорд Тиндар уже собрался броситься в бой, но слова орка остановили его.

— Видящая? — простонал он. — Как же так?

— Я замужем, — Ласкарирэль двумя руками обхватила Хаука за локоть. — Я сама этого захотела. Я…

Орк не дал ей продолжать — он подхватил ее за пояс, прижимая к себе, и бросился к дверям. Эйтх по-прежнему прикрывал его спину. Перепрыгивая через тела павших на дворе защитников, они выскочили за ворота и трусцой поспешили через улицу прочь.

— Погоди. — Ласкарирэль, до этого молча позволявшая делать с собой все что угодно, попыталась вырваться. — Куда ты меня тащишь? Я могу идти сама! Хаук, я должна…

— Нет времени, — на бегу бросил тот. — Нас ждут!

Словно отвечая на эти слова, где-то впереди, со стороны княжеского дворца, раздался перезвон колоколов.

Князь Далматий встал еще до рассвета. Собственно говоря, он почти не спал эту ночь и за два часа до первого удара колоколов, возвестившего о том, что ночная стража закончена и можно горожанам подниматься и разводить в домах огни, поднялся окончательно. Разбудил слуг, велел одеть себя и вплоть до второго удара колокола — знак того, что горожанам можно выходить на улицы и спешить по своим делам, — мерил шагами залы и галереи. Едва дождавшись удара колокола, он поспешил вниз, на замковый двор. Через несколько минут откроют ворота, чтобы все желающие могли увидеть казнь. Она должна свершиться до третьего удара колоколов — знака, что лавочникам можно торговать, а мастеровым — работать.

Князь нарочно выбрал именно этот час — самый короткий в городских сутках, — ибо боялся, что что-то в самый последний момент может помешать. И понял, что самые дурные предчувствия начали сбываться, когда навстречу ему шагнули сразу Первосвященник и главный сенешаль.

— Мой князь! — Сенешаль отдал честь. — Только что ко мне прибыл сотник твоих верных орков Уртх аш-Гишак. Он предложил свои услуги для охраны лобного места…

— Нет, — отмахнулся князь. — Орки уже достаточно потрудились для меня. Я решил, что пойдут мои рыцари. Они…

— Из рыцарских сотен удалось набрать только пятьдесят мечей, — осмелился перебить князя сенешаль. — Остальные…

— Что? Как пятьдесят мечей?

— Твои воины, князь, — сенешаль опустил голову, словно сам спровоцировал случившееся, — вчера ночью слишком рьяно праздновали победу. Многие до сих пор пьяны, другие пострадали от уличных беспорядков. Остались лишь те, кто стоял ночь на посту, и пятьдесят мечей твоего резерва. Ну и орки.

— Сколько их? — скривился князь.

— Без малого восемь десятков. Среди них тоже были… мм… буяны и выпивохи.

Далматий задумался, глядя на высокие стрельчатые окна, выходящие во двор. Уже вовсю полыхал рассвет. Если бы не эта задержка, он бы уже вышел на балкон и толпа приветствовала его.

— Каждый миг промедления дорог, сын мой, — подал голос Первосвященник.

— Мой князь, — добавил сенешаль, — Уртх аш-Гишак уверяет, что орки готовы послужить тебе бесплатно!

Это решило дело. Все-таки казна уже потратила на этих наемников полтысячи золотых, не считая награды конным рыцарям. Далматий несколько раз резко кивнул, давая понять, что принимает предложение орков.

Пятьдесят рыцарей стояли у подножия балкона, когда на него вышел князь. Орки тем временем не спеша, чеканя шаг, разворачивались цепью по периметру с таким видом, словно каждый день принимали участие в подобных делах. Они оцепили весь двор, оттеснив немногих любопытных горожан — к лобному месту заявились лишь те, кому было нечего делать дома и в лавках, а таких были считаные единицы. В основном подростки и полунищие бродяги. Ну и кое-кто из знати.

Орки оставили свободным только проход, ведущий в княжескую темницу. Сейчас там толпились священники и небольшая горстка тюремной охраны. Выставив своих, Уртх сам занял место точно в середине строя, примерно напротив балкона с князем и как раз ближе всех к помосту, возле которого стояли пятьдесят мечников. Рядом с ним встали Гиверт и остальные разбойники.

— Где он? — вертел лучник головой. — Где Терезий?

— Рядом, — безмятежно отозвался Инирис. — Я его чувствую. В той стороне!

Он указал на проход, забитый священниками.

— Тише, — остерег их Уртх. — Сейчас начнется!

Началось все отнюдь не с речи князя — Далматий просто махнул рукой, давая знак, и вперед вышел Первосвященник. Вскинув руки, он глубоким, хорошо поставленным голосом стал начитывать молитву, которую тут же подхватили остальные священники. Один за другим, не прерывая ее, они стали подходить к помосту, занимая каждый свое место.

— Что они делают? — Гиверт топтался на месте, невольно привлекая к себе внимание, остальные замерли, как статуи.

— Кажется, молятся, — поморщился Уртх. — Я ничего не знаю о человеческой магии и ваших духах, но…

— Это не слишком-то похоже на молитву, — промолвил Гиверт. — По крайней мере, у меня дома наш собственный священник молился совсем не так.

Молитва — если только это была она — тем временем набирала силу. Именно силу — ее странные, с трудом понимаемые даже людьми, слова уже, казалось, гремели в сердцах и душах. Священники вскинули руки, не глядя на Первосвященника, но в точности повторяя его жесты. Он словно дирижировал огромным оркестром, и под звуки этого «ансамбля» проход наконец открылся, и в глубине показался сам осужденный.

— О духи! — вырвалось у Уртха, когда он увидел его.

Спотыкаясь на каждом шагу, клоня голову чуть ли не к самой земле и явно ничего не видя вокруг, по проходу между поющими священниками и тюремной охраной ковылял… дракон. Крылья и хвост волочились по булыжникам, на шее гремел толстый ошейник, и цепи от него тянулись к нескольким чугунным глыбам, которые он волоком тащил за собой. Тюремная охрана двигалась справа и слева, короткими тычками копий заставляя дракона двигаться строго вперед. Уже в нескольких местах его шкура была порезана, и кровь каплями стекала из ран.