– Туда не приду, – покачал головой Ламерти. – Самоубийц в рай не пускают, насколько мне известно. А я не намерен жить и пяти минут после твоей смерти. С твоим последним вздохом, я пущу себе пулю в лоб. Кстати, твой Ричард сделает то же самое, скорее всего.

– Нет! – Эмили и не думала, что может бояться больше, чем минуту назад, но, оказалось, что есть вещи пострашнее собственной смерти. – Арман, ты не сделаешь этого! Я умоляю…

– Умоляй лучше своего Бога, чтоб оставил тебе жизнь! – Арман бросал слова отрывисто и жестко. – Борись, молись, давай обеты – делай что хочешь, только не смей умирать!

Напуганная решимостью Ламерти, Эмильенна начала истово молиться. Мотивом ее молитв было не чувство самосохранения, но страх за любимого человека и угроза вечной разлуки с ним. Расстаться с ним на долгое время было мучительно, но потерять его навсегда – слишком ужасно, чтобы выдержать это. Обращение к Богу придало ее мыслям более возвышенное направление и напомнило о духовных обязанностях христианки.

– Мне нужно исповедаться, – тихо проговорила она.

– Господи, Эмили, в чем тебе каяться?! – воскликнул Арман.

– Я обманула Ричарда, согласившись стать его женой и утаив, что люблю тебя.

Смирившись с желанием любимой, Арман вышел из ризницы, чтобы позвать монаха, обладавшего полномочиями совершать церковные таинства. Тот охотно согласился исполнить свои обязанности. Исповедь Эмильенны была недолгой, отчасти потому что покаяться она хотела только в одном, кроме того, клирик сам настоял на том, чтобы раненая говорила кратко и по существу, не тратя лишних слов и сил. Приняв покаяние и отпустив грехи, монах незаметно удалился, вновь оставив молодых людей наедине. Эмили лежала на лавке с подушечками для коленопреклонения под головой, Ламерти сидел рядом, склонившись к ней.

– Я так люблю тебя! – прошептала девушка, нежно коснувшись кончиками холодных пальцев его щеки.

– Если любишь – будешь жить! – Ламерти прикоснулся к щеке ладонью, накрыв девичью руку своей, чтобы удержать ее. По лицу его медленно скатилась слеза.

Ему так много нужно было ей сказать, но в этом момент послышался шум и в ризницу вошел служитель церкви в сопровождении доктора.

Доктор – пожилой человек со строгим лицом, не тратя лишних слов на приветствия, направился к раненой. Осмотр занял несколько минут, в течение которых, Арман не находил себе места. – М-да, – протянул врач. – Дело серьезное…

– Насколько? – напрямую спросил Ламерти.

– Она исповедалась? – вместо ответа доктор обратился к монаху. Тот молча кивнул, а Ламерти похолодел.

– Я не стану вас обнадеживать, молодой человек, – врач посмотрел на Армана. – Она может умереть в любой момент. А теперь позвольте узнать, кем вы приходитесь этой девушке?

– Какое это имеет значение? – Ламерти вспомнил, как несколько месяцев назад тот же вопрос ему задавал лекарь в Монси. Однако в этот раз, по тону было понятно, что доктором движет не праздное любопытство. Он производил впечатление человека, ничего не делающего просто так, не имея определенной цели. Поэтому, после секундного размышления, Арман предпочел все же ответить: – Она – моя невеста. Мы должны были обвенчаться в этой церкви.

– Тогда я попрошу вас уйти.

– Это еще зачем? – ответ доктора поставил Ламерти в тупик. Кроме того, он вовсе не собирался оставлять Эмильенну, даже на секунду.

– Потому что сейчас я буду извлекать пулю, – спокойно ответил врач. – Девица будет кричать и мучиться, а вам вряд ли захочется стать свидетелем ее страданий. Вас же, отец, – обратился он к монаху, – я бы, напротив, попросил остаться и ассистировать мне при операции, поскольку без помощи мне будет сложнее.

– Я тоже могу помочь! – вскинулся Арман. – Я – мужчина, а не барышня, падающая в обморок при виде крови. Я сделаю все, что нужно и все выдержу. В любом случае, я не покину ее. Я должен быть с ней, если… – он не договорил.

– Вы не переоцениваете свою стойкость? – доктор отвернулся и начал рыться в саквояже с инструментами. – Впрочем, как знаете, – очевидно, долгие дискуссии были ему не по нутру.

Для начала он влил пациентке в рот какую-то жидкость из темной бутылки. Эмильенна захлебывалась и глотала с трудом.

– Что это? – спросил Ламерти.

– Снотворное. К сожалению, у нас слишком мало времени, чтобы дожидаться, пока оно подействует. Так что начало операции вашей невесте придется перенести, будучи в сознании.

Арман вспомнил зелье, которое продал ему аптекарь для похищения Эмили из монастыря. В тот раз снотворное подействовало почти мгновенно. Очевидно, это было какое-то другое вещество.

– Что ж, господа, – обратился доктор к Ламерти и монаху. – Вам предстоит держать девицу, чтобы она не дергалась, пока я буду извлекать пулю. Держать нужно крепко, не обращая внимания на стоны, крики и кровь. Вы готовы? – хотя говорилось это для обоих, смотрел врач только на Армана.

Тот в ответ лишь молча кивнул. Затем врач показал, как следует держать Эмили, которая, к слову сказать, была ужасно напугана всеми этими приготовлениями. В данный момент предстоящая операция страшила ее не меньше, чем смертельный исход. И все же, девушка была очень рада, что Арман не согласился уйти. Если ей суждено умереть, то она хотя бы сможет проститься с ним. Кроме того, само его присутствие, ласковые утешающие слова, нашептываемые им, и даже его руки, которым предстояло сдерживать ее метания – все это действовало на нее успокаивающе. Прими он предложение доктора, она бы, поступившись гордостью, сама бы удержала его подле себя.

И вот врач приступил к делу. Эмильенна, плакала и кричала, несмотря на намерение быть стойкой ради Армана. Тот, в свою очередь, испытывал при виде ее страданий не меньшую боль, хоть и душевную, а не физическую. Однако руки и плечи девушки он держал так крепко, что строгий доктор остался вполне доволен работой своего ассистента. Когда снотворное наконец подействовало и раненая лишилась чувств, всем стало легче, хотя Эмили продолжала стонать и метаться, пребывая в беспамятстве.

Вся операция заняла чуть больше получаса, но это время показались Ламерти вечностью. Когда доктор наконец закончил и перевязал рану, молодой человек, до того молчавший, обратился к нему.

– Она будет жить?

– Мы не можем этого знать, – ответил врач, погружая окровавленные руки в воду, налитую в большую серебряную чашу, предназначенную для исполнения каких-то церковных обрядов. – Однако, если бы надежды не было вовсе, я бы не стал тратить свое время и напрасно мучить умирающую, а предложил бы вам проститься с невестой и возносить молитвы за ее душу. Впрочем, последнее и сейчас отнюдь не лишне. Я сделал все, что в человеческих силах, теперь все в руках Божьих.

Арман более чем щедро оплатил услуги доктора, про себя отметив, что скотина Ричард умудрился-таки найти лучшего врача из возможных. До того как попрощаться, Ламерти решил поинтересоваться именем того, кому был обязан.