А где-то в глубине души, где-то в самом дальнем и темном закоулке жил страх. Страх повторить ее судьбу. Страх настолько отдать себя этому мужчине, что окончательно запутаться в сложном смешении смешанных чувств.

Никогда бы я не хотела оказаться на ее месте: бросить все на алтарь своей нездоровой, слепой любви и проиграть, потерять остатки души в безнадежной борьбе за сердце того, кто тебя не любит.

А где-то на задворках сознания предательский голосок разума шептал: а не поздно ли уже для сомнений? Разве я уже не отдала давным-давно и сердце, и душу, и тело вампиру с пронзительным взглядом? И что толку есть сейчас корить себя за то, что когда-то полюбила — ведь это не зависело от меня самой.

Могу ли я ему верить? Или точнее, есть ли у меня уже выбор? И не окажется ли потом, что его любовь ко мне не более чем плотское влечение, замешанное на обманчивых иллюзиях влюбленности?

Я тонула в тоскливых размышлениях, невидящим взором оглядывая зеленый сад, утопающий в цветущих розах. На секунду взор зацепился за резное строение беседки: мелькнуло давнее воспоминание, как я впервые ее увидела и о чем мечтала, глядя на романтичное строение, увитое плющом. Теперь эти желания казались глупой детской мечтой, и все-таки что-то внутри меня до сих пор сладко замирало при воспоминаниях о том времени, когда я еще умела мечтать…

Рядом раздались едва различимые в тихом перешептывании листьев шаги; спустя пару секунд рядом со мной облокотился на тяжелые перила единственный вампир, который мог знать о девушке, не выходившей у меня из головы все это время, гораздо больше, нежели все остальные.

Двэйн — а это был именно он — немного помолчал, а после проговорил обманчиво равнодушным тоном, глядя куда-то вдаль:

— Ее похоронили за замком у самой стены.

Я вздрогнула от неожиданности: он словно прочел мои мысли.

— Почему? — и задавая этот вопрос, я безмолвно спрашивала его, почему от ее тела просто не избавились, как всегда поступали с трупами врагов.

Вампир без лишних слов понял мой вопрос и спустя секунду ответил:

— Так попросил я. Они не смогли мне отказать после того, что я сделал ради них.

На мой недоверчивый взгляд он невесело рассмеялся и просто произнес:

— Она приходилась мне сестрой, — я непонимающе взглянула на него, окончательно теряя связь с реальностью.

Он усмехнулся, заметив мое изумление:

— Естественно не кровной. Наши отцы были родными братьями, но мой отец никогда не одобрял кровожадных настроев собственного брата, поэтому довольно скоро их общение свелось к редким встречам. Когда мой отец погиб, дядя забрал меня в свой замок. Уже тогда он воспитывал Атония как жестокого, неумолимого повелителя, которого ничто не может остановить в достижении цели. Осознав, что я истинный сын своего отца, он быстро ко мне охладел, с тех пор отношения между нами ухудшались с каждым днем. Его дети так же быстро почувствовали напряжение между нами, и быстро осознали, что к чему.

Но если с Атонием мы с первых дней ощутили взаимную неприязнь, то с Иризи все было намного сложнее… — он помолчал, собираясь с мыслями, а затем продолжил: — Знаешь, она не всегда была такой. Когда-то это был наивный ребенок, до умопомрачения обожающий старшего брата. А тот, в свою очередь, тихо ненавидел отца, который всегда из двух своих детей выбирал маленькую дочь. Не знаю, как все могло бы сложиться, если бы однажды в случайной схватке его не убили вампиры-кочевники. Но мне казалось, что после его смерти Атоний намеренно день за днем мстил Иризи за его любовь, превращая в бездушного монстра. И когда однажды этот процесс стал необратим, я понял, что потерял последнего близкого мне вампира.

— Почему же ты не покинул замок? — я прервала напряженную тишину, в мыслях раз за разом проматывая услышанное. Последний кусочек мозаики, наконец, встал на свое место, окончательно расставляя все на свои места. В этот момент моя ненависть к Атонию, казалось, была способна испепелить все живое вокруг. Если бы я только могла сейчас оказаться рядом с ним, то, не сомневаюсь, его ждала бы долгая и мучительная смерть.

— Потому что мне некуда было уходить, — он произнес эти слова таким тоном, что стало ясно, что он не расскажет больше ничего.

Я повернулась обратно к простирающемуся перед нами саду, и машинально потерла зудящий бок: рана уже не кровоточила, но небольшая царапина все еще виднелась на месте пореза. Только в этот момент я обратила внимание, что до сих пор была облачена в мешковатое походное платье, которое с трудом можно было отнести к разряду нарядного: слишком много испытаний выдалось ему на долю. На секунду горчинкой кольнула мысль о том, что я предстала перед Аларисом в таком виде, но тут же растворилась под грузом безразличия.

— Вообще-то, тебя давно разыскивает твой брат. Советую не мешкать, иначе он вполне может решить, что ты в очередной раз решила проявить геройство и отправилась на штурм замка Атония в одиночку.

Я криво усмехнулась, благодарная ему за ненавязчивое присутствие, которое странным образом отвлекало меня от безрадостных мыслей, и медленно направилась в сторону входа, чувствуя себя так, словно за это утро разом постарела на десятки лет.

— Триана, — он окликнул меня внезапно. Я вопросительно взглянула на него, обернувшись. — Никому не рассказывай о Катрине. Они не поймут, никто не сумеет тебя понять, не испытав этого на своей шкуре.

Его слова еще долго звучали у меня в ушах, пока я искала Дэйкаса. Мне не пришлось заходить вглубь замка: едва я прошла по длинному коридору в направлении гостиной, как навстречу мне радостно бросился брат.

Дэйкас крепко стиснул меня в крепких объятьях, искренне радуясь нашей встрече. Я неохотно выпуталась из поистине медвежьих лап брата и постаралась широко улыбнуться ему в ответ — так, чтобы ни капли истинных чувств не проскользнули сквозь натянутую маску радости.

Но он в этот момент был так счастлив, что мои неуклюжие попытки скрыть печаль удались.

— Триана, где ты пропадала? Я искал тебя, едва мы ворвались сюда, но ты словно в воду канула. Если бы Аларис не подсказал, что с тобой все в порядке, клянусь, я бы уже отправился за тобой вдогонку.

Я нашла в себе силы криво улыбнуться, впрочем, немного оттаивая под искренним напором эмоций Дэйкаса. Даже спустя столько испытаний он до сих пор остается собой — и одним только небесам известно, чего это ему стоит…

Так увлекшись размышлениями, я пропустила часть рассказа брата, и очнулась, только услышав знакомое имя.

— Ты бы видела, какими глазами смотрела Антия на своего избавителя! Уверен, в тот момент он показался ей посланником небес, спустившимся для того, чтобы ее спасти. Хорошо, что мы успели вовремя, и это все благодаря тебе!

Я несколько раз про себя повторила слова брата, пока, наконец, их смысл не пробился в потерянный разум.

— А кто именно ее спас?

— Двэйн. Мне даже показалось, что он сам в тот момент выглядел немного неуверенным, словно сомневался, ему ли так улыбалась младшая дочь Гералта. Думаю, при других обстоятельствах он мог бы стать для нее хорошей партией.