– Да я и не подозреваю. Только непохож ты сам на себя. Изменился, а в чем

– не пойму. Нас здесь двое, а ты вроде один. В своей компании.

А ведь верно. Волк уже привык, что он никогда не остается сам с собой. За ним постоянно наблюдают, его действия комментируют синие рисованные фигурки. Несмотря на противоестественность такого состояния, он уже привык к нему. Привык, что картинки заботятся о нем, предупреждают об опасности, позволяют лучше видеть и слышать. Они неоднократно спасали ему жизнь. И вместе с тем медленно, но верно приобретали над ним необъяснимую власть, и ничего нельзя было с этим поделать.

Нинке он ничего не сказал. Тем более что ей на наколки было плевать: она действительно обращала внимание только на мужские достоинства, и очень даже обращала – кричала чуть не в голос, так, что, наверное, слышно было у соседей, извивалась под ним и над ним, не стеснялась ничего…

А потом рассматривала их даже с интересом.

– А это что? – спрашивала, царапая лакированным ноготком по его груди точно так, как Софья и Александра Сергеевна. – А церковь для чего?

– Отстань, Нин, – отвечал он. – Что это, контурная карта тебе?

– Ха-ха, карта! – смеялась она его шутке. – Ну-ка, Антарктиду сейчас поищу…

Поиски Антарктиды или любой другой части света заканчивались в одном и том же месте. И они снова предавались тому, для чего она и приходила в тесную квартирку напротив Тиходонского следственного изолятора.

Нинка вполне устраивала его как любовница – страстная, похотливая, ненасытная. Добросовестное постельное животное. Они никуда не ходили – ни в рестораны, ни в театры, ни даже в кино. Ели свежую ветчину с мягким хлебом, пили водку и совокуплялись. Он привык к Нинке, и она ему нравилась. Легкая в общении, не занудная, на удивление бескорыстная. Однажды он купил ей к какому-то празднику большой косметический набор.

– Ой, это мне, что ли? – обрадовалась Нинка. – Спасибо, вот не ожидала!

– Почему же не ожидала? – удивился Владимир.

– Да так… Ты, Володь, вообще-то знаешь что – за подарок спасибо, но не обязательно это. Думаешь, я из-за подарков к тебе хожу?

– Ничего я не думаю. Но почему не подарить, если хочется? Чтобы приятное сделать?

– Да? Ну ладно. Только если еще что-то покупать будешь – так не бери дорогое, для приятности и дешевого хватит. А у меня дорогих вещей хватает, знаешь ведь, в торговле не бедствуют. Оценил, небось, какие у меня шмотки?

– Конечно, – соврал Владимир.

Он никогда не обращал внимания на платья, сумочки, сережки и колечки. И помнил из всей ее одежды только пуговицы, потому что замечал, долго ли надо их расстегивать…

– А серьги, видал, какие? Правда, к колечку подходят?

– Правда, – ответил Вольф не глядя.

– Ты б хоть посмотрел! – обиделась Нинка. – Думаешь, легко было подобрать? Кольцо-то старинное, теперь такого днем с огнем не найдешь. Мне Валька из комиссионки позвонила: беги, серьги есть как раз к твоему кольцу, я с обеда даже опоздала из-за них. А ты и не глянешь даже…

– Да гляжу, гляжу!

Кольцо действительно было красивым: тонкой работы, ажурное, с тремя сияющими камешками – средний побольше, крайние поменьше. И серьги под стать, хотя стиль неуловимо отличался. Софья никогда не надела бы их вместе.

– Сама Галина Семеновна, жена нашего директора – расфуфыренная вся, – Нинка прошлась по комнате, отставив зад и медленно покачивая бедрами. – Так вот, даже она увидела, аж перекосилась вся. И говорит мужу: у тебя продавщицы лучше меня упакованы!

Глаза у Нинки победно горели.

– Ты-то откуда знаешь, что она мужу сказала?

– Так он мне сам и передал!

– Странно. Наверное, он тебя трахает.

– Прям-таки! Что, меня все трахают? Если каждому давать, поломается кровать! Вот ты лучше скажи, как ты ко мне относишься?

– Как? – Он задумался.

Появление Нинки придало Волку спокойствия, но в общем-то мало изменило его жизнь. Да и радости большой не прибавило.

– Молчишь? Я ж понимаю… Ты ко мне вроде как к кошке.

– Ну почему? – из вежливости попытался возразить Волк. – Ты мне очень даже нравишься, мне с тобой хорошо.

– Я ж и говорю – вроде кошки. Они, знаешь, стрессы снимают, я читала. Ну и пусть! Мужик ты классный, у меня таких еще не было. И ласковый, и не напиваешься, как свинья… А замуж я все равно не собираюсь, чего и разводить всякую тягомотину – любовь, то-се?

И будто спохватившись, оборвала сама себя:

– Ладно, хватит философии разводить, проехали…

Время за встречами с ней шло незаметно – зима промелькнула как один долгий снежный вечер. Потом пролетела весна, а вот уже и лето в разгаре. И к грязной однообразной работе он привык: в конце концов, работа есть работа, за нее платят деньги, и, наверное, не следует ожидать от нее больше ничего особенного. Много ли людей могут похвастаться, что идут на работу с радостью?

Жизнь налаживалась, входила в устойчивую колею. Она была не такой яркой, красочной и острой, как его прошлая жизнь, но та, скорее всего, была сном. А эта была настоящей. И Владимир Григорьевич Волков уже не удивлялся той вялости, которая незаметно охватывала тренированный организм, словно кто-то медленно ослаблял в нем пружину, еще недавно туго закрученную.

* * *

Как-то, выходя после смены из райотдела, старший лейтенант Волков лицом к лицу столкнулся с бодрым гражданином весьма преуспевающего вида, который вдруг расплылся в широкой улыбке, бросился к нему навстречу и принялся яростно трясти руку. Удивленный, он даже не пытался освободиться.

– Здорово, Володя! Не узнаешь, что ли? Здоровый стал, чертяка, тебя тоже признать трудно…

В следующий миг Волк узнал бывшего одноклассника – Сашу Погодина, но удивление не прошло: не такие они закадычные друзья, чтобы столь бурно выражать свою радость. Скорей наоборот – лично он испытывал к Погодину глухую неприязнь: именно он дал ему на хранение самопал, который изъял участковый дядя Коля Лопухов.

– Рад тебя видеть! Болтали, что ты в Москве… Да разное болтали: даже что в тюрьме сидишь! А ты наоборот – сам милиционер! Рад, очень рад!

Глаза Погодина радостно блестели. Впрочем, он всегда был экзальтированным человеком.

– Слушай, а чего мы здесь стоим? Пойдем пива выпьем!

– Нельзя. Я же в форме.

–Ну…

Погодин на миг задумался, переложил солидный портфель из одной руки в другую, поправил шляпу.

– Знаешь что! – возбужденно воскликнул он. – Давай завтра ко мне в гости! Ты же помнишь, где я живу? Жена уехала к матери, посидим по-холостяцки, ничего особенного – обычный донской стол… Селедочка, картошечки отварим, пивко, водочка…