Из методичного и древнего он стал живым. Синтетик нарушил свой же сценарий: ослабил влияние и прижимал теперь не к стене, а к себе, освободив тот нежный эгоизм, когда целовать «для себя» – на самом деле лучше для обоих. Все задрожало, потеряло структуру, смешалось в наркотическом эфире: крупинки драгоценного турмалина на ресницах и языке, темные потеки на шее, смазанные ладонями, бледные пальцы в пыльных волосах. Вместе дрогнули на секунду веки, приоткрылся навстречу желтым – зеленый. На радужке Эйдена горели отблески комариков. Страшно. Горячо. Больн…

Нет, светло, ярко! Свежо.

Они выбрались из лифта, жмурясь на утреннем солнце. Карфлайт впереди! Андроид пытался остановить ее, но Самина не сразу поняла, зачем. Она сделала несколько шагов и согнулась пополам: рука, что робот удерживал на сенсоре, адски горела, и с каждой секундой было только хуже.

– Присядь… – подхватил ее Эйден. – Нет, лучше приляг. Я обработаю тебе ладонь плантагинацеей, станет легче.

– Как я раньше… почему я не почувствовала раньше? – шептала девушка, силком подавляя рыдания. Солнце палило ей прямо в лицо, и слезы текли по вискам на землю.

– Удивление – самая короткая из базовых эмоций, но здорово отвлекает. А коктейль из эндорфина и фенилэтиламина анестезирует.

– Говоришь так, будто сделал мне инъекцию.

– Технически так и есть. Использовал надежный и доступный инструмент. И выводы на основе реакций твоего организма на близкий контакт со мной – в среднем за последнюю неделю.

– Ах, да. – Самина прикрыла глаза свободной рукой. – Я недостаточно благородного происхождения, чтобы со мной называть вещи своими именами.

Эйден ловко удалял мертвые ткани. Отточенными, уверенными движениями он работал так, будто и не было никогда в его распоряжении высоких технологий, а только эти полевые бинты и подорожник (который, кажется, помогал лишь когда его называли по-научному). Вот где определенно была его стихия. Без привычных лекарств эти прикосновения жгли и щипали раны, но физическая боль сейчас была анестетиком.

– Если уж говорить, как есть, то хотя ты мне и нравишься, я сжег тебе руку, чтобы выбраться. А когда найду реле, то с высокой долей вероятности прикончу. Ну как, звучит? – распыляя криоспрей поверх бинта, спросил андроид.

Самина приподнялась на локтях.

– Как серпом по совести. Я нравлюсь Железному Аспиду?

– Ты, кажется, не слышала, что я сказал после.

Слышать-то слышала, да только это уже не было новостью. День, когда они оба не пожелают друг другу смерти, будет прожит зря. А в ее глазах замер другой вопрос. Эйден моргнул.

– Это же очевидно. Посвятить тебе балладу, или достаточно того, что мой язык побывал у тебя во рту?

– Пожалуй, на этом достаточно прямоты, Эйден. – хрипло осекла тему Самина.

– Мы бы избежали этой неловкости, если бы я еще раз проверил аптечку.

Девушка села и нахмурилась.

– О чем ты?

– Обычно мои пути решения проблем мало похожи на джентльменские. Если кто-то думает, будто император стоит в одном ряду с героями, то крупно ошибается. На деле я не могу себе позволить и толику их благородства. Любой правитель – коронованное чудовище. И чем больше его империя, тем оно опаснее своим хладнокровием.

Эйден поднес к ее глазам капсулу с нейроблокатором.

– Она была в рюкзаке. Оказалось, разбились не все, одна уцелела. Я нашел ее только что. Там, когда это было так важно, я просто не проверил. Понимаешь? Я мог бы… я должен был проверить еще раз. И ты не мучилась бы от страха и боли. Но я этого не сделал, потому что легче было согласиться удержать твою руку на пульте силой. Ведь я посчитал это нормальным. Приемлемым и скорым решением. Более того, я знаю точно: если для твоего спасения потребуется оторвать тебе голову, я сделаю это, не задумываясь. Меня будет волновать не твое отношение ко мне после этого, а лишь очевидная эффективность и процент выживания, отличный от нуля. А что, если когда-нибудь мне легче будет убить тебя, чем просто приложить чуть больше стараний?

– Но тогда речь пойдет о всей Бране!

– Не важно. Потому что убить целую планету мне еще проще, чем тебя одну.

– Комплимент в самый раз для овцы на заклание. Если я тебе и впрямь нравлюсь, мне тебя жаль. Это, знаешь… это как увлечься рождественским поросенком! Брать его летом в дом, катать в тележке, одевать в штанишки. И надеяться, что мама разрешит тебе его оставить, а на праздник зарежет… ну, допустим, гуся.

– Отличная аналогия. Поэтому мы не будем давать этому логическое продолжение.

Самина оттолкнулась от земли. Шатаясь, она добралась до карфлайта и упала в пассажирское кресло. Спустя какое-то время Эйден скользнул на место пилота, взглянул на ее ремни, висевшие без дела. И в глаза, наконец.

– Самина, так уже было. Или почти так. И все закончилось плохо – потому что все, кто приближаются ко мне, рано или поздно оказываются на весах против целой планеты, системы, галактики. Есть только один человек, ради которого я могу совершить исключительную глупость, и это не ты. К тому же ты отныне – мой план Б.

– Мертвый план. Ведь когда планету выбросит в космос, я умру.

– Да. И я не могу отделаться от мысли, насколько мне это выгодно. Прямо сейчас выгодно, понимаешь? Я предполагаю – нет – я точно знаю, где переключатель. – Он поднял машину в воздух и развернул к городу. – Пожалуйста, пристегнись.

Самина не пошевелилась.

– Ты… что?

– Знаю, где реле.

– Нет. Нет, ты лжешь. Ты не можешь знать наверняка! Ты же еще в пещере ска…

Эйден снова протянул ей фотографию.

– Я не стал говорить при всех, но если ты как следует присмотришься, и сама догадаешься. Жрицы прилетели на торжественное открытие памятника архитектуры. Всего через несколько дней – судя уже по документам – Хмерс распорядился о переносе аппаратуры из бункера. А теперь ты мне скажи: куда?

Жрицы лучезарно улыбались. На заднем плане, между их фигурами, горели буквы виртуальных табло: «…щад… …ан…». Справа в кадр попала часть транспаранта. Его перекрывали флаги, но там, где их не было, можно было прочесть: «Откры… …мятн… гип…».

– Они праздновали открытие аллей на площади Доминанты. – прошептала Самина. – Реле гиперскачка перенесли в символ Браны – прямо в дыру… Что, полетим туда прямо сейчас?

– Нет.

– Просто чтобы проверить. А?

– Перестань. Надеешься, что я поддамся искушению покончить с Харгеном? Рано сдаешься. Ты устала, но придется потерпеть еще.

– О, как же осточертело это ваше имперское промедление! Эта вечная тяжесть на подъем…

– И еще, и еще потерпеть. Потому что эта война не имеет ничего общего с моими желаниями: одна моя часть хочет убить тебя, а другая – за тебя.