Саймон включил фон на синтезаторе и начал умело заводить аудиторию звуком бас-гитары, ударник нагнетал ожидание битом, а Сиенна встала у микрофона, готовая подпевать.

– Замариновались в нафталине, зайки мои? – вопросила Холли, встряхивая копной распущенных белых волос. – Сейчас мы вас раскачаем. Соскучились по Джун?

Тони стоял в первом ряду и, авторитетно сложив руки на груди, широко улыбался, наслаждаясь происходящим, пока миссис Паркер громко кашляла в стороне, подавившись шампанским.

Джун подошла к краю сцены и посмотрела в серые глаза.

– Спроси меня, Тони!

Он закрыл лицо ладонями, притворяясь, что не знаком с ней, но затем взъерошил свою каштановую шевелюру и крикнул:

– Кто я тебе, Джун?

– Ты парень, с которым я сегодня пойду на свидание.

Толпа загудела громче, а студенты, стоявшие рядом, начали хлопать Тони по плечам.

Зазвучал вступительный проигрыш, мощный бит всколыхнул воздух, заставляя двигаться в такт, и Джун вместе с Холли запела провокационную песню, которая никак не вписывалась в атмосферу старомодного вечера. Джун не раз исполняла этот кавер на бэк-вокале и чувствовала себя уверенно, сообщая миру: если я вижу то, что мне нравится, и я хочу это – иду и беру10.

…Официанты, парни и девушки, начали раздеваться. Это произвело эффект взорвавшейся бомбы. Народ словно сошел с ума от жара и энергии, которую выплеснули на них со сцены. Вечер из благотворительного стремительно превращался в протестный. Ну, знаете, тот кратковременный протест, который заканчивается вместе с песней. Но это было круто.

Чтобы доконать организаторов, Холли на последних словах сбросила платье и швырнула в толпу, оставшись в бежевом спортивном белье. Золотое наряд из пайеток улетел прямо в лицо остолбеневшему Оливеру Поттсу, который был главой оргкомитета от студентов, а значит, ему потом и расхлебывать. Это же он пригласил группу Холли, чтобы похайпиться на имени великого Мартина Беккета.

Джун не стала следовать примеру подруги. Она ступила к краю сцены, ликующе выбросила вверх руку в победном жесте, как Джон Бендер11, которому когда-то подражал лучший-в-мире-парень, и крикнула:

– Лови меня!

Мгновение – и она влетела в знакомые объятия. Тони прижал ее к себе и с облегчением заявил:

– Я на секунду испугался, что ты тоже разденешься.

– И что тогда? Ты бы меня бросил?

– Боже упаси. Но я успел заметить, что на тебе нет бюстгальтера.

Джун удивленно моргнула – и покраснела, как рак, опьяненная эйфорией.

Упс. В шоке от собственного коварства бюстье забыла надеть.

– Какой ты наблюдательный, однако!

– Стараюсь.

– Любишь разглядывать пайетки на платьях?

– Я люблю тебя, Джун.

Сердце замерло на секунду, трепыхулось, а потом застучало, как бешеное.

– Я люблю тебя сильнее, – призналась она, и это были самые искренние слова в ее жизни. Тони рвано выдохнул, замерев на секунду, и накрыл ее губы своими в отчаянном поцелуе, не обращая внимания на людей, которые вокруг них сходили с ума.

– Кажется, праздник удался, – прошептала Джун и поймала губами его улыбку, такую же невыразимо прекрасную, как и эта минута, которую она ждала много лет.

С ума сойти…

Так вот он какой – вкус победы.

***

– Камень, ножницы, бумага. Раз, два, три!

Джун выбросила ножницы, Тони – камень.

Значит, ей начинать.

– Кхм… Тони, я не ломала твой кубок по сноуборду… помнишь, пять лет назад. Он случайно свалился и треснул. Я потом целый месяц переживала. – Она перевела дыхание и великодушно разрешила: – Твоя очередь.

Они сидели друг напротив друга в ресторане «Шекспир», за столиком под названием «Подоконник Джульетты», и играли в игру, которую наконец освоили: сказать правду как на духу, без долгих размышлений. Блиц-признания. С благотворительного вечера они просто-напросто сбежали, оставив миссис Паркер проклинать их.

Тони погрузил вилку в десерт – горячую яблочную шарлотку – и нахмурил лоб, перебирая воспоминания.

– Когда Крис расстался с Сиенной после окончания школы, я сказал ему, чтобы даже не думал трогать тебя. Мне было плевать на наш с тобой спор, я ревновал.

Джун сокрушенно покачала головой.

– Мой поцелуй с Крисом оказался сплошным разочарованием. Мне нравился ты, Тони. Ты мне постоянно снился после того злосчастного Майского дня.

– Я не мог дождаться, когда приеду к тебе. Ни с кем не встречался, тобой болел…

– Нет, не говори мне этого…

– Почему? Это же правда.

Она с трудом проглотила ком в горле и отхлебнула крепкого кофе без сахара.

– Тогда зачем ты выставил меня из библиотеки?

– Я запаниковал. – Джун встрепенулась, впилась в него цепким взглядом, а он усмехнулся: – Не каждый день признаешься себе, что любишь вампиршу. Жуткое ощущение. Как в пропасть без страховки.

Тони перехватил ее руку и прижался губами к ладони, в которой она еще минуту назад взволнованно мяла мякиш сладкого хлеба.

– Джун.

– М-м?

– Твоя очередь.

Она кивнула, опустив взгляд в стол.

– Я никому не собиралась показывать видеозапись нашей встречи. Уитни случайно нашла камеру утром, пока я спала, и отнесла Фрэнку.

– ?!?

– Угу… глупо получилось.

Потрясенное выражение лица Тони отпечаталось в сознании новым полароидным снимком. Он в замешательстве снова взял вилку и начал яростно распинать бедную шарлотку.

– …и, честное слово, я понимаю, почему ты отдал письмо Фрэнку, ты хотел как лучше. Я тебя давно простила.

Тони резко отодвинул от себя тарелку с добитым пирогом и попросил:

– Давай еще раз.

Камень-ножницы-бумага-раз-два-три!

Джун выбросила бумагу, Тони – камень. Все-таки его очередь. Он давно снял галстук-бабочку, а сейчас и рубашку расстегнул еще на одну пуговицу, словно, как и Джун, задыхался от воспоминаний. Мурашки озноба по коже прошлись от пронзительного серого взгляда, когда он сказал:

– Я не брал письмо, мне его отдали за день до бала.

Джун уронила голову на руки и протянула:

– О не-е-т… Так и знала, что ты ни за какие деньги мира не стал бы копаться в моей мусорке… – Она осеклась. – Постой, ты собирался письмо со мной обсудить в библиотеке?!