— А Котик — прямо-таки стул сподзатыльником. Только сядешь, он тебя бац по башке со всей дури. Совсем бабаот ревности очумела, всем глаза выцарапать готова! Брошу ее к черту, пустькто-нибудь другой этот стул с подзатыльником получит, а мне кресло сподголовником надо, чтобы с лаской встречало. У вас как с ревностью? Доводитемужа?

— Нет, — быстро ответила я,чувствуя, как щеки вспыхивают огнем, — и в голову не придет подозреватьсупруга в неверности.

О судьбе Ирины и Ани мне ничего не известно.Местные кумушки утверждают разное, сведения совпадают лишь по одному пункту:женщины, обитавшие в квартире номер один, испарились, съехали. Дальше каждаяболтунья сообщает свое. Вера Данильченко говорит, что Галкины просто сдалижилплощадь, а Рита Семина с пеной у рта отстаивает свою версию: мама и дочкапродали московские квадратные метры и подались в Париж, куда Аню пригласилочень известный дом моделей. Впрочем, существует и третья версия: Анька вышла замужза Антона, и, чтобы не мозолить людям глаза, сладкая парочка отбыла взагородный дом.

В общем, языки работают безостановочно. Дажесейчас, когда после всех описанных выше событий прошло много времени.

Будучи больше, чем другие, в курсе дела, япредполагаю, что Галкины на самом деле выставили жилплощадь на торги иперебрались в другой дом, туда, где никто никогда не слышал о Лизе Макаркиной.Кстати, Антон тоже сменил место жительства, растворился в необъятной Москве.

Кончина Лизы Макаркиной до сих пор являетсяпредметом пересудов, и опять же сплетники сходятся лишь в одном: несчастнуюмедсестру убили. В естественную смерть от тромбоэмболии не поверил никто.

— Все знаю, — безапелляционноутверждает Вера Данильченко, — Ирка денег заплатила следователю, а ещеВилка помогла, у ней муж маршал, все может.

Да, да, Олег получил от сплетницы новоезвание, но тут виновата я сама — неудачно пошутила с Верой.

Последний слух мне совсем не нравится, потомучто соседи начали заискивающе улыбаться. Боюсь, скоро кто-нибудь из нихзаявится с просьбой спасти от тюрьмы какого-нибудь родственника, и мне придетсяубеждать, что супруг отнюдь не имеет на плечах «золотых» погон, что он скромныйслужащий, которому весьма далеко до генеральских погон и уж тем более домаршальских.

Думаете, мне поверят?

Впрочем, забудем про сплетников. Лично меняинтересует иной вопрос: а что, глиняная кошка, последняя оставшаяся «в живых»фигурка, на самом деле обладает невероятной ценностью? Увы, ответа на этотвопрос нет. Галкиных, конечно, можно отыскать, но что-то не очень хочется сними общаться. Статуэтка теперь, наверное, принадлежит Ане. Девушка — роднаядочь Павла, сына Теодоры, соответственно, Анечка — внучка пожилой дамы, и в еежилах течет кровь Блюмов. У Теодоры Вольфовны более никаких прямыхродственников нет. Может, старинная легенда права? И кошки всегда возвращаютсяв руки членов семьи Блюм?

Я бы на месте Ани, если Ирина, конечно,решится рассказать девочке правду, мгновенно вышвырнула бы статуэтку сдвадцатого этажа. Мне жаль жадную и злобную Аню, которая, ненавидя Ирунеизвестно за что (за материнскую страсть и требовательность, что ли?),потратила много сил и денег на поиски дорогой мамы и в конце концов узнала, чтота всегда была рядом. Теперь Анечке придется переделывать ненависть в любовь.Это сложный процесс, и не многим людям удалось завершить его до конца.Интересно, что ощущает Ирина? Осуждает ли она себя за то, что хладнокровностала любовницей мужа младшей сестры и фактически убила Лизу? Тромбоэмболия,конечно, опасная штука, только кто испугал бедную Макаркину? Ира, решившаяспереть статуэтку. Следователь счел Галкину невиноватой, но ведь у каждогочеловека есть совесть, или, по крайней мере, она должна у него быть. О чемдумает Ира ночью, перед сном? Спит ли она спокойно?

Нет ответа и на эти вопросы.

Теперь о наших делах. Олег вернулся изкомандировки неожиданно, причем приехал не утром, а вечером, чем несказанноудивил меня.

Увидав мужа, входящего в прихожую, я изумленновоскликнула:

— Ты?

— Ясное дело, я, — пожал плечамиКуприн.

— Но почему в это время? Поезда из Питераприбывают рано утром.

— Есть еще и состав, который курсируетмежду этими городами днем, — спокойно ответил Олег.

— Не знала о нем, — слегкарастерянно протянула я.

— Если тебе нечто неизвестно, это незначит, что оно не существует, — философски заметил супруг. Потом открылпортфель, вытащил оттуда слегка помятую коробку конфет известной питерскойфабрики и протянул мне.

— Держи.

Я шарахнулась от «Ассорти», словно от змеи.

— Это что?

— Презент из Питера.

— Что случилось?

— Ничего.

— Ты здоров?

— Вполне, а почему спрашиваешь? —удивился Олег.

Я закашлялась. Ну и как ответить на вопроссупруга? «Ты никогда не привозишь подарков, отчего же сейчас купил шоколад?»Ох, лучше промолчу.

— Я вообще-то не один, — вдругсказал Олег.

— А с кем? — напряглась я.

— С Настей Волковой, — быстрозатараторил Куприн, — она далеко живет, а уже поздно…

Меня охватило бешеное негодование. Нет, этоуже слишком!

— Значит, ты не против? — совершенноне правильно истолковал супруг мое молчание. — Настена, чего затаилась,иди сюда!

Я сжала кулаки. Сейчас сюда вспорхнет юнаянимфа, стройное существо с бюстом пятого размера, с длинными белокурымиволосами и огромными голубыми глазами на свежей, румяной мордочке, гадкаяособа, решившая живо сделать карьеру в столице, используя в своих целях Олега,чужого мужа…

Послышался топот, и в прихожую ввалиласьздоровенная бабища, вышиной метра два, не меньше. При этом объем бедер украсотки явно совпадал с ростом, а верхняя часть фигуры больше всего походилана стиральную доску.

У меня отвисла челюсть. Пришлось, дабы получшерассмотреть личико «нимфы», задрать голову. Глаза у Насти оказались маленькими,темно-карими, похожими на изюминки, впихнутые в булку. Коротко стриженныеволосы торчали дыбом, щеки стекали к подбородку, а последний переходил в шею,объемом с мою талию.

— Знакомься, Вилка, — хитроулыбнулся Куприн, — это Настена Волкова. Между прочим, она увлекаетсяборьбой сумо.