Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тарасову порядком надоела прогулка, однако он не решился сказать об этом Саркисяну.
А тот продолжал рыскать от дома к дому.
– По-моему, здесь, – сказал он шепотом, кивнув на калитку с железным кольцом.
Майор с любопытством посмотрел на дом. Такой же, как и все. Высокий забор.
– Зайдем, – неуверенно предложил он.
– Нет, не время. – Саркисян ходил взад-вперед у калитки. Таким взволнованным Тарасов его еще не видел. Видимо, Саркисяну тоже не терпелось толкнуть калитку, однако он пересиливал себя.
– Что-то мне подсказывает, что сегодня этого делать не следует. Может, завтра…
Тарасов недоумевал. Почему завтра? Что мешает сделать это сейчас? Однако он чувствовал, что не знает правил этой хитрой игры, и предпочел не вмешиваться.
Завтра так завтра. И они зашагали в сторону новых микрорайонов.
Татьяна Недоспас ни о чем не догадывалась. Напротив, она была на седьмом небе от счастья. Ее обожаемый сынок Станислав стал первым учеником в классе, учителя беспрерывно его хвалили, о болезни не было и воспоминаний. О чем еще мечтать? Стас же матери о своих ночных похождениях и о новых знакомых не рассказывал. Вначале его так и подмывало поведать матери о дедушке и домовом, о том, как он шныряет по ночам по спящему дому, по подземельям. Но старик строго-настрого приказал молчать. Да и, размышляя, сам Стас пришел к выводу, что лучше, если мать не будет знать о его второй жизни.
Мать он очень любил, однако задолго до встреч со стариком начал понимать, что она – неудачница. Хотя жили они скромно, но, в общем-то, не хуже других. Стас постоянно чувствовал, что дается это относительное благополучие большим трудом. Мать постоянно подрабатывала в больнице, пропадая там круглые сутки. И к любви мальчика начало примешиваться сначала недоумение, потом какая-то презрительная жалость. Стас сам стыдился этой жалости, однако она постоянно присутствовала в мыслях о матери.
Однажды он попытался завести разговор об их дальнейшей жизни.
– Вот вырастешь, – сообщила мать, – кончишь школу, надеюсь, отлично, а там институт. Какой? Наверное, медицинский. Будешь, Стас, врачом, людей лечить.
– Но я не хочу врачом, – возразил Стас.
– А кем ты хочешь быть?
– Мне нравится книжки читать…
– Книжки? На книжках много не заработаешь. Станешь доктором, а там читай на здоровье.
– Учеба в институте, наверное, требует много денег, – задумчиво размышлял Стас.
– Ничего, – успокоила его Татьяна, – не пропадешь, в оборванцах ходить не будешь, я позабочусь.
– Послушай, мама, – спросил Стас, – а почему бы тебе не выйти замуж?
От неожиданного вопроса Татьяна даже слегка покраснела. Она внимательно посмотрела на сына.
– Ты это серьезно?
– Вполне, – ответил мальчик.
Татьяна замолчала, задумалась. Потом осторожно сказала:
– Видишь ли, сынок, отчим – штука не сладкая.
– А ты найди хорошего, – возразил Стас.
– Где же его найти? – растерянно сказала Татьяна. – Хорошего человека найти нелегко.
– Но ты и не ищешь. А ведь ты, мама, красивая.
Татьяна расцвела от слов сына, схватила его в объятия и начала целовать.
На этом разговор закончился. Так она и не поняла, всерьез говорил сын или шутил. Но Стас действительно хотел облегчить матери жизнь. Он был готов на жертвы, но пока жертвы приносила мать, сама того не замечая. Но после знакомства со стариком Асмодеем Стас переменился. Он с насмешкой думал о планах матери. Институт? Зачем? Он и так достаточно могуществен, а будет еще сильнее. Он – почти волшебник. Властелин темных сил! И знаниями своими он заткнет за пояс любого профессора. Конечно, эти мысли были внушены стариком, но они попадали на благодатную почву.
Во вторник, когда в больницу химзавода был доставлен отец Авенир, у Татьяны был выходной. Но о событиях в доме она ничего не знала, так как весь день проспала, отдыхая после бессонного ночного дежурства.
Когда на следующее утро Татьяна пришла в больницу, то первое, что услышала, был полный леденящих подробностей рассказ о преступлении в доме, где она проживала.
– Бедняжка, – говорила пожилая нянька, – живого места на нем нет, уж так били, так били! А ведь такой человек известный, святой, истинно святой!
– Кто же его так? – полюбопытствовала Татьяна.
– Да мало ли злодеев, – ответствовала нянька, и Татьяна выслушала рассказ о том, сколь благой пастырь отец Авенир, как его любят прихожане.
– Есть, конечно, и завистники, – вздохнула нянечка, – они, видать, и постарались.
Рассказ о святом мученике заинтересовал Татьяну настолько, что она побежала смотреть на него.
У отдельной палаты толпился медперсонал. Татьяна заглянула в палату. Ничего невероятного она не узрела. Избитый человек, каких она видела сотни. Правда, длинные волосы, но и этим сегодня никого не удивишь. Лежит в отдельной палате. Обычно в такие кладут либо блатных, либо подследственных.
Словом, Татьяна была несколько разочарована.
Скоро ее вызвал зав. отделением и приказал находиться при пострадавшем священнике постоянно.
– У вас высоко развито чувство ответственности, – веско сказал он, – а человек, за которым вы должны ухаживать, необычный. Интересовались им и городские власти, и милиция, да и из области звонили… Так что, Татьяна Михайловна, вы уж постарайтесь.
Татьяна обещала постараться и отправилась в палату, где лежал столь важный больной. Присев на стул, она вгляделась в лицо священника. Несмотря на значительные повреждения, чувствовалось, что в обычном состоянии оно очень недурно. Татьяне всегда нравились такие лица: крупные с прямым (хотя и сломанным) носом и мужественным подбородком, лица настоящих мужчин. Спутанные русые кудри только добавляли колорита к романтическому облику страдальца.
Больной был без сознания. Его разбитые воспаленные губы что-то шептали. Татьяна прислушалась.
– …Антихрист, – различила она, – дитя Сатаны… (потом последовали обрывки молитвы).
– Бредит. – Татьяна в первый раз по-настоящему пожалела священника.
Антихриста вспоминает, сразу видно – церковник, другие-то в бреду угрозы бормочут, матерятся, зубами скрипят. А этот вон какой благостный. Она попыталась вспомнить имя священника, которое называла ей нянечка.
Никодим?.. Филарет?.. Вроде другое. Пошла, узнала. Оказывается, зовут его Авениром. Никогда не слыхала Татьяна о таком имени.
– Авенир, – повторила она про себя. – Красиво звучит. Вроде из песни какой-то.
Вечером, придя домой, она рассказала Стасу о необычном больном.
К ее удивлению, сын не выразил особого интереса к личности священника.