Взяв себя в руки, она сказала:

– Спасибо.

Сюй Да улыбнулся, будто знал все мысли, которые пронеслись в ее голове. Может, и знал. Он обошел стол и похлопал ее по плечу:

– Пойдем, давай немного отдохнем. Если он так красив, как ты говоришь, думаю, мне надо как следует выспаться, чтобы отвлечь его захватывающей дух красотой наших рядов.

– Идут, – сказал Шао, подъехав к Оюану, и его конь равнодушно наступил на пальцы трупа одного из солдат Красных повязок, лежащего посреди улицы. Армия Оюана выступила из Цзиньина с рассветом, и последовавшая битва – если это можно было назвать битвой – продолжалась меньше двух часов. О, когда Оюан в первый раз увидел, как десяток его солдат одновременно рухнули под шквалом огня из ручных пушек, он удивился. Но когда у тебя численное преимущество, а большинство солдат новобранцы, какая разница? Ты просто посылаешь вперед новых солдат, потом следующих, и в конце концов мятежникам не удается вовремя перезарядить пушки, или снаряды кончаются, и тогда они проигрывают.

На востоке мятежники быстро отступали к горам, очень организованно, и это позволяло предположить, что они заранее спланировали отступление. Конечно, так оно и было. Прекрасная театральная постановка, мрачно подумал Оюан. Мятежники явно пытаются отвлечь его от неминуемого нападения на Бяньлян. И если бы он им не подыгрывал, ему и двух часов не потребовалось бы, чтобы с ними покончить. Но тогда хорошего спектакля не вышло бы. Несмотря на то, что это было необходимо, ему все это очень не нравилось. Он поневоле выглядел глупцом. А теперь, в довершение всего, ему приходилось преследовать мятежников – перспектива столь же заманчивая, как идея намеренно сунуть руку в гнилое бревно, чтобы скорпион мог ее ужалить.

Осталось всего несколько дней. Он старался не думать о том, что будет потом.

– Отправьте кавалерию в обход, чтобы встретить их на другом конце, – приказал он. – А пехота пусть их преследует.

Его плохое настроение лишь усилилось, когда они вошли в долину. Узкая полоска между двумя высокими скалами – это было самое странное место из всех, какие он видел. Оно отличалось от зимнего Цзиньина – казалось, что это совершенно другой мир. Земля была теплой на ощупь, как возле горячего источника, но нигде не было видно текущей воды. Напротив, они шли по странной пустыне, усеянной камнями и бесцветными пнями. Струйки пара поднимались из трещин в земле. Люди Оюана испуганно озирались по сторонам. Насыщенный паром воздух приглушал звуки шагов; даже хлесткие удары бичей сержантов по спинам новобранцев звучали тихо.

Ночь была еще более странной. Вокруг горели сотни тусклых, пульсирующих огоньков, похожих на угли, медленно тлеющие в кузнечных мехах. Посланные на разведку люди доложили, что свет идет из трещин в камнях на дне долины, будто сама земля горит. Все плохо спали, долина трещала и стонала вокруг них.

Утром завеса горячего тумана еще больше замедлила их продвижение. Жар быстро стал невыносимым, вода, которую они нашли, была такой отвратительной на вкус, что не приносила никакого облегчения. Подъехал Шао: в своих доспехах он выглядел жалким, как вареный омар.

– Где они? Надеются измотать нас до смерти?

Весь последний час Оюану казалось, что мятежники скрываются где-то поблизости, впереди. Стараясь не обращать внимания на сильную головную боль, он коротко ответил:

– Полагаю, они планируют устроить нам засаду.

– Опять с этими ручными пушками? – фыркнул Шао. – И что они сделают? Уничтожат одну шеренгу нашего передового отряда? Им надо приложить больше стараний, если они не хотят, чтобы все закончилось за один день.

Оюан тоже не хотел, чтобы все закончилось за один день: это слишком рано. Он нахмурился и надавил большим пальцем между бровями, но это ничуть не облегчило головную боль. И запах этому не способствовал. Они проезжали через низину, форма которой, казалось, вызывала застой воздуха, и здесь стояла гнилая болотная вонь, резкая, как запах прошлогодних листьев горчицы.

Раздался предостерегающий крик. Оюан вгляделся в клубящийся пар, ожидая увидеть передовую линию мятежников. В первый момент он увидел только каменистую осыпь – так замаскирована была маленькая фигурка в простых доспехах поверх серого монашеского одеяния.

Монах. Оюан потрясенно застыл, узнав его. Головная боль усилилась вдвое. Все это время он понятия не имел, что командует этим войском мятежников тот самый монах. Воспоминание о реке Яо нахлынуло волной гнева. Когда он в последний раз видел этого монаха, его действия отправили Оюана в путь к его судьбе. С тех пор Оюан каждый день страдал от этой судьбы, как от смертельной раны. Возможно, от судьбы невозможно спастись, но именно этот монах привел в движение ее колесо.

Он почти удивился, что его ярость не испепелила на месте эту легкую фигурку. Месть монаху никак не могла изменить будущее Оюана, но она стала бы платой за все то, что он выстрадал после реки Яо. Мысль о том, чтобы заставить монаха страдать так же, как страдает он сам, наполнила его мрачным удовольствием и пульсирующей болью, похожей на невыносимую боль от сильного ожога. Возможно, это последнее, что он еще мог ждать с нетерпением перед тем, как начнется все остальное. Он едва открыл рот, чтобы отдать приказ о наступлении, когда монах бросил какой-то предмет в сторону передовой линии Оюана. Он ударился о землю с приглушенным звоном. В наступившей тишине озадаченный Оюан услышал, как он катится к ним вниз по склону.

Потом мир взорвался.

Взрыв сбросил Оюана с коня. Вокруг него падали тела и горящие камни. В ушах так звенело, что он только по широко открытым ртам мог определить, что люди кричат. Их тела, покрытые пеплом, неестественно корчились, они были похожи на демонов, бредущих сквозь дым. Кашляя и шатаясь, Оюан двинулся по направлению к своей передовой линии. Но ее там не было. Была только огромная горящая яма глубиной с десятиэтажную пагоду. А от нее во все стороны расходящимися лучами лежали ужасные почерневшие останки, подобных которым Оюан не видел за все годы войны. Тела людей и животных были разорваны на куски и снова смешаны друг с другом. Землю усеяли обугленные кости, куски доспехов, скрученные узлом мечи и сорванные с голов шлемы, похожие на металлические цветы. Он стоял, прижав руки к ребрам, и смотрел сквозь льющиеся из глаз ручьями слезы на останки своей погибшей армии. Кто-то, хромая, подошел к нему. Это был Шао. Шао, наверное, уцелел бы в любом случае, как таракан, безжалостно подумал Оюан. И решил, что за это следует быть благодарным.