Покупала в «Стине и Стреме» дорогущие ажурные чулки цвета электрик и думала, что вот Алена Линэр, нет – Елена Линэр, в общем-то, неплохо звучит.

Представляла себя, как наяву, в замке с мраморными полами и колоннами: благородного слегка голубоватого оттенка, но с вкраплениями розовых прожилок… Ах, я еще никому этого не рассказывала, только тебе, милая Никочка. Ты уж, пожалуйста, не смейся…

Сижу я в мягком, как теплый пуховый носок, кресле у совершенно огромного белокаменного камина. На хрустальном столике стоит пузатенький бокальчик, а в нем плещется янтарный коньячок. Горят свечи в высоких серебряных, явно антикварных подсвечниках, радужными лучами переливаются стеклянные, в имперском стиле люстры… Знаешь, будто бы видение на меня в тот день нашло, даже как следует работать не могла… За окнами пленительной, в стиле романтизма галереи плещется море и мне слышен мерный шум прибоя… И так хорошо-хорошо, так спокойно, светло и тихо на душе… И тут каминные часы-Пегас с золотым циферблатом начинают музыкально звенеть – отбивают ровно пять ударов…

Прямо как под гипноз я тогда попала. Надо же, а? Теперь самой не верится! Опять пошла в «Стин и Стрем» и там разорилась еще и на немыслимый кружевной корсет. Спрашивается, зачем? Рано или поздно кто-нибудь подвернулся бы и так его для меня купить в подарок… В принципе могла того же Кисса попросить…

Субботним утром специально встала пораньше, чтобы сделать себе легкую огуречную масочку. Такую очаровательную юную свежесть она придает коже… Да ты и сама теперь знаешь…

Нарядилась, подкрасилась, волосы специальным лаком уложила – он придает дополнительный блеск, но в глаза не бьет; приготовила креветочный коктейль, разложила его в половинки авокадо, украсила розочками из сливочного крема и петрушкой… Пыхтела-старалась…

Тут раздался звонок в дверь. Бросила последний придирчивый взгляд на себя в зеркало, вроде выгляжу о’кей, и пошла им открывать. Отпираю дверь и что я вижу?! Вижу одного только Кисса с продуктовыми пакетами в руках. Спрашивать, естественно, ни о чем не стала: я – женщина гордая, а он и сам чуть позже все расскажет. Вероятнее всего, думала я, дружок его просто в магазине чуть-чуть задержался. Кисс же пошел на кухню, как на свою, выложил там продукты, сам стал мариновать, а потом жарить мясо и болтал, болтал без умолку и о том, и о сем, но о друге своем – ни полслова.

Странным это мне показалось, но смолчала, хотя настроение, конечно же, упало.

Дальше сели обедать только вдвоем, выпили вина, и ты только себе вообрази: Кисс наелся, как поросенок, и сразу же стал храпеть… Нет, Вероника, в буквальном смысле этот якобы джентльмен заснул и захрапел прямо на стуле за моим обеденным столом в большой столовой! Терпеть такое безобразие у меня больше не хватало сил…

Толкнула англичанина в бок и говорю: «Я не понимаю, в чем, собственно, дело! Что здесь происходит, Кисс?» Он очнулся и мне в ответ так невинно заявляет: «Ах, прости, дорогая. Совсем забылся. Но сейчас же исправлюсь и опять стану идеальным кавалером; тем более что сегодня ты особо прекрасная, загадочная, удивительная и благоухаешь каким-то новым чарующим ароматом. Это Роджер виноват, я так от него устал… Он со своими мальчиками поднял в доме такой шум. А еще музыка, песни, танцы… У меня совершенно не получилось ночью выспаться». – «С какими еще такими мальчиками? О чем это ты?» – его спрашиваю, а сама явственно чувствую, что холодею: сначала губы замерзли, потом шея, грудь, живот и ноги. Так, наверное, только что умершие себя чувствуют. А он в ответ: «Но ты же сама все понимаешь, моя волшебная царица. Ты ведь ко всему прочему еще очень, очень, очень умная». Сказал, опять совсем расслабился на своем стуле и вознес к потолку ангельский взгляд чистых голубых глаз.

Вот тут-то я действительно все поняла, и возникло нехорошее желание убить, разорвать на части, искромсать ножами, оторвать голову у несчастного балбеса или хотя бы аккуратненько прибить его к стенке… Тебе только признаюсь: все-таки не выдержала и подлила ему в чай несколько капель сильного отечественного слабительного, того, от которого потом голова кружится… Кисс через день звонил и жаловался на гонконгский вирус, а я про себя посмеивалась…

И карточными домиками стали рушиться мраморные французские замки, и по светлым ухоженным пляжам понеслись прочь табуны белых скакунов, и падали в бездонные пучины вселенского мрака и там исчезали великие царства, и дыбились волны, превращаясь в подслеповатые серые камни, и провалились в преисподнюю сверкающие хрусталем горные вершины, и высыхали моря, и текли вспять реки, теряясь в зыбучих песках забвения… Целый мир рухнул в тартарары… Я так явственно это видела, прямо как тебя сейчас… нет, ярче, чем в реальности. Никогда того мира больше не построить, ничего больше не будет…

Вот так бесславно закончилась одна из моих жизней; зато вот эта, настоящая и тягомотная, все тянется и тянется… Ладно, девочка моя, теперь давай спать, а то завтра мне опять вставать на работу ни свет ни заря!

– Ален, а тебе потом бедного Кисса не жалко было? Все-таки он в сущности очень добрый дядечка…

– Ему для его геморроя было даже полезно…

Спустя непродолжительное время Алене пришла в голову блестящая, как она выразилась, идея. Поскольку Норвегия – страна официального социализма (ведь мы на курсах норвежского учили, не так ли, Никочка?! Вырвали-таки скандинавы у русских знамя первопроходцев!), вернее, сочетание в равных долях гуманных коммунистических идеалов (не надо путать с «военным коммунизмом»!) и прибыльных капиталистических принципов, то она должна мне непременно помочь.

– Солнышко! – щебетала оживленная, заалевшая щеками Аленка. – Я заказала для нас время беседы в отделе социального курирования твоей родной Бэрумской коммуны. Сама отпрошусь с работы, чтобы быть там вместе с тобой и поддержать. Ведь у тебя постоянный вид на жительство, ты наверняка имеешь право на помощь. Как же я сразу-то не сообразила!

Коммуна или, проще сказать, райисполком Бэрума, западного пригорода норвежской столицы, считалась самой богатой и самой шикарной во всей Норвегии. Сам Бэрум просто ломился от ландшафтных красот и архитектурных изысков как в коммунальном, так и частном строительстве. Все в пригороде было тщательно досмотрено и ухожено: пляжи, сады, озера, холмы, яхты и прозрачные стеклянные виллы, так загадочно светящиеся по ночам с морского берега. Последнее явно являлось очередным поветрием в стиле современной архитектуры: бэрумские жилища, имеющие вид на море, согласно моде должны выглядеть как бы хрустальными. Очень, кстати, красиво! Богатые бэрумцы, видимо, неукоснительно следуют новомодным архитектурным идеям и веяниям, как самые заядлые из модниц – всем новым шикам и пискам в одежде.

Сама подружка моя иногда работала по соседству в Аскере, в одном из отделений АББ оффшорной технологии, и как раз в тот день до Сандвики – гордой белокаменной столицы Бэрума, ей было ехать всего минут пятнадцать на электричке.

Мы встретились с несколько припозднившейся Аленкой у промерзшего, обледенелого фонтана и пока шли к месту собеседования, я никак не могла унять противную дрожь то ли от холода, то ли от боязни. Говоря честно, было достаточно противно жаловаться, канючить, просить и выбалтывать чужим людям, да к тому же норвежцам, свои семейные беды; да, пусть все они – образованные социологи, социономы и психологи.