последние недели. Горе, свалившееся на неё, так придавило, что сил для борьбы не нашлось. И сын больше не поддерживал несчастную мать.

Дон Висенте охладел к Габриэле, и это сильно её раздражало. Она делала попытки вернуть его расположение, однако глава семейства не поддавался, стойко выдерживал натиск молодости, видимо, не имея, как и жена, сил и желания продолжать греховную связь.

— Мне становится невмоготу такая жизнь! — жаловалась она подруге, с которой последнее время сблизилась и проводила почти всё время. — Я осталась ни с чем. Это ужасно! Андрес не подаёт о себе знать, дон Висенте зачах, что вовсе меня не трогает. Но он лишил меня обещанного. Вот это, дорогая, меня искренне бесит.

— Тут трудно тебе что-либо посоветовать, милочка. Слишком сложное положение у тебя. Кстати, долго ещё может протянуть донья Анна?

— А в чём дело? — Габриэла насторожилась.

— Думаю, что тебе было бы полезно и выгодно остаться одной в доме. Андрес тогда обязательно заявится, и ты сможешь получить часть состояния по закону, — и подруга многозначительно скривила подкрашенные губы.

— Нет и нет! Это слишком большой грех, подружка. И не уговаривай! Я на такое пойти никогда не осмелюсь!

И всё же предложение подруги потом всплыло в памяти, и оно показалось ей не таким уж страшным. Габриэла потом часто мысленно возвращалась к этому, и постепенно оно окрепло в ней, приобрело конкретные очертания. Дело оставалось за малым. Найти подходящего человека, сведущего в подобных делах.

В последние месяцы она всё чаще думала о своей сестре Эсмеральде. Временами её захлёстывала волна ревности. Представлялось множество картин, интимного содержания, где фигурировали, эта самая Эсмеральда и Хуан. И даже понимая, что это всего лишь её домыслы, она волновалась, злилась и горела мечтами отомстить этой смазливой девчонке.

Иногда, правда, хотелось вновь разыскать её, познакомиться поближе и наладить дружеские отношения. Но чаще случалось совсем наоборот. И хуже всего, что она не знала, где может быть её сестра, как найдёт её Хуан, если вернётся. А Мира уверяла, что он непременно вернётся.

— Вот глупая девка! Размечталась! А вдруг этот мальчишка действительно её найдёт? — говорила Габриэла вслух, словно иначе не смогла бы понять мотивов, которыми руководствуется Хуан, соблюдая верность этой девчонке.

Однако сейчас отважиться на поиски она не могла. Да и где искать? Никакой ниточки у неё не было.

Более близкое казалось ей действительно полезным. Временами, особенно по ночам, она обдумывала возможности использовать всё своё старание для того, чтобы создать своё надёжное благополучие. Иногда она раскаивалась, боялась и постоянно откладывала жестокий замысел, что мог создать ей блестящую жизнь.

И наконец, она решилась. Долго молилась в главном соборе города, внесла приличное вознаграждение Деве Марии, для искупления грехов.

Она даже задумывалась, что в случае удачи готова отдать часть денег собору или монастырю, заказать долголетнее чтение во здравие в её честь. И, вооружившись такими духовными поддержками, она послала служанку за якобы лекарством и приворотным зельем для дона Висенте. С нею отправила записку, написанную ужасными каракулями, зная, что знахарка умеет читать и правильно поймёт её требования.

Служанка, конечно, ни о чём не догадывалась, лишь млела от той тайны, которую доверила ей госпожа. Гордость распирала её и она мчалась через город, спеша доставить нужное зелье.

— Что так долго ходила? — с подозрением спросила Габриэла.

— У ведьмы не оказалось готового приворотного зелья, сеньора. Она долго его готовила из разных трав, точно отмеряла и смешивала. Просила передать вашей милости, чтобы вы точно следовали её наставлениям. Вот они на вашей же бумажке, — и служанка протянула Габриэле смятый листок.

Габриэла прочитала такие же каракули и удивилась прозорливости знахарки. Сама она до этого не додумалась. «Теперь никто не докажет, что я добывала эти порошки, — подумала Габриэла. — В следующий раз стоит поразмыслить более основательно».

В доме все знали, что донья Анна болеет и с каждым месяцем её здоровье ухудшается. Она редко вставала, мало ела и лежала постоянно в душной спальне, боясь даже открыть окно, проветрить комнату.

Уже на следующий день Габриэла успела сыпануть дозу зелья в стакан с холодным напитком из сока ананаса и банановой кашицы. Этот напиток составлял чуть ли единственную еду сеньоры и успех должен быть определённо.

Габриэла из записки знала, что самое больше через месяц хозяйка должна отдать Богу душу. Но для этого необходимо не менее семи дней постоянно сыпать определённую щепотку порошка. Слабый запах едва ощущался, но он не был отвратительным и не мог вызвать подозрений.

— Эй вы, босота! — прикрикнула Габриэла на кухарку и работников кухни. — Не вздумайте отведать этого пойла для сеньоры. Всех отхлещу плёткой или отдам неграм в барак! Не хватало, чтобы разная тварь пробовала хозяйскую еду. Смотрите у меня, поганцы!

Негритянки в ужасе смотрели на молодую хозяйку, боясь проронить хоть слове. Габриэла, напустив страху, удалилась с чувством выполненного долга.

С этого дня она стала строго следить за кухней, но уже не обращала внимания на еду доньи Анны, умудряясь незаметно бросить щепотку зелья.

Прошла неделя, никто не заметил никаких изменений в здоровье хозяйки. Габриэла в страхе и растерянности раздумывала, что бы это могло значить.

И вдруг сиделка доньи Анны прибежала к ней в слезах.

— Сеньора! Скорее! Донье Анне плохо! Она потеряла сознание! Где лекарь?

— Немедленно послать за лекарем! — Габриэла в волнении помчалась в спальню свекрови.

Та уже очнулась и лежала с осоловевшими глазами, мало что понимая вокруг. Только оглядывала всех, трудно дышала и молчала.

— Сеньора! Матушка! — бойко кричала Габриэла. — Вы уже очнулись. Что это было? Скажите, прошу вас!

Донья Анна перевела свой затуманенный взор с Габриэлы на дона Висенте.

— Прочь, поганцы! — прошептали её сухие губы. — Не омрачайте мне мои последние часы жизни! Найдите мне сына! Моего Андресито! Где мой Андресито?

Дон Висенте посмотрел озабоченно на Габриэлу. В глазах застыл невысказанный упрёк и осуждение. Габриэла незаметно пожала плечами и отступила в сторону, довольная решением свекрови.

Лекарь долго осматривал донью Анну.

— Думаю, что болезнь наконец активизировалась. Это вполне естественно. Медицина бессильна в этом случае что-либо сделать, дон Висенте. Сожалею, но сделать ничего больше не могу. Дни её сочтены. Господь решил приблизить несчастную к своим чертогам. Да упокой душу рабы божьей, смертный час близок. Крепитесь! Пути Господа неисповедимы!

Врач вздохнул, скорбно смотря на худое бледное лицо доньи Анны.

Габриэла в своей спальне сидела у окна, впитывая прохладу утреннего ветерка. В груди копошились волны то страха, то ликования, смешанное с понятием греха. Она не пыталась возвысить ни одно из этих