Справлюсь. Куда я денусь?

В лечебнице было тихо и спокойно, уютно пахло лекарственными травами.

— Госпожа Ветана! — Сиента улыбнулась мне. — Поздравляю!

— Спасибо, — в ответ улыбнулась я. — Жаль, отпраздновать вчера не довелось, но работа…

— Никто и не обижается, все понимают, — заверила меня Сиента.

— Вета!

Бертен сгреб меня в охапку, и прежде, чем я успела опомниться, поцеловал.

Нельзя сказать, что у меня не было никакого опыта — я и раньше целовалась. Два раза. Но не так же! Этот поцелуй получился слишком интимным и личным, уж точно не для общественности…

— Берт! — я уперлась руками в грудь мужчины, вырываясь на свободу. — Прекрати!

Голубые глаза блеснули искрами.

— Вета, ты обиделась?

Я топнула ногой.

— Бертен, ты с ума сошел! На людях…

— А если наедине?

— Тогда — тем более нет! — отрезала я.

— А если я тебе предложу руку и сердце?

Я открыла рот. Потом закрыла.

Сказано-то было шуткой, но что-то такое горело в глазах мужчины, не позволяющее легко отнестись к его словам.

— Я бы сказала — подумаю. А до конца размышлений все равно ни-ни…

Бертен развел руками, к немалому удовольствию наблюдающей за нами Сиенты.

— Что ж… Лучше иметь жену, которая думает, а не которая соглашается.

— Вот я и не согласилась, — чопорно ответила я, и направилась переодеваться. Бертен с Сиентой посмеивались за спиной.

М-да, плохо…

Кажется, меня уже поженили с Бертеном, и мне это решительно не нравится. То есть сам Бертен мне нравится, а вот возможность выйти замуж… пугает.

Хм, Вета, а ты не слишком многого хочешь?

За герцога замуж не хочешь, за лекаря (кстати — второго по счету) тоже замуж не хочешь, так что ж тебе надо?

Не знаю.

Но замуж точно не хочу.

* * *

Не успела я переодеться, как в комнату ввалился, иного слова не подберу, служитель храма. Я взвизгнула, как можно более противно. Храмовник поморщился, но я честь честью извинилась.

— Ох, простите. Я думала, кто из мужчин ломится…

Извинение бедолагу тем более не обрадовало.

— Я пришел благословить тебя, чадо, перед рабочим днем…

Я хлопнула ресницами, но спорить не стала. Опустилась на колени, как и положено[20].

— Благословите, служитель…

— Благословляю тебя на труды во имя Светлого, дитя света.

И вот не сойти мне с этого места, если в этот момент меня магией не прощупали. По мою душу, что ли? А ведь похоже…

А мне-то что делать?

Сдерживать дар, что есть силы?

Да, похоже на то. Сдерживать, контролировать, не допускать выплесков… и лечить магией тех, кто обращается в нерабочее время.

А получится?

Попробую…

* * *

День шел спокойно.

Пара переломов, отравление, избитая мужем женщина, сам муж с проломленной головой — когда жертве надоело, она взяла скалку в руки, а была дама чуть не вдвое крупнее супруга…

Ребенок со сломанной рукой…

И тут я впервые не удержалась.

Храмовник сычом сидел в отведенной ему каморке. А если попробовать… ну чуть-чуть? Самую капельку? Магия, это ведь тоже наука!

Если на человека ведро воды выплеснуть, сразу заметно будет, а если пара капель упала? Да сквозь одежду и не почувствуешь…

Я попробовала потихоньку, пара искорок сбежала по пальцам, и скрылась в переломе. Мальчик и не заметил.

Храмовник тоже не вылетел с воплем: «хватайте мага жизни!».

Надо, надо посмотреть, что там у него в каморке. Хотя… я ведь не разберусь. Знаний у меня недостаточно, к сожалению. Но посмотреть все равно надо.

* * *

Намерения мои подождали бы до ночного дежурства, но… осуществилось все намного раньше. И взламывать замок не понадобилось.

В лечебницу явился Белесый Палач.

Мило улыбнулся ошалевшей Сиенте, так взглянул на Бертена, что лекарь вздрогнул, небрежным кивком приветствовал расцветшего розой Харни и… поцеловал мне руку.

Сволочь белесая!

— Госпожа Ветана, мое почтение.

— Ваша светлость…

Что бы еще сказал или сделал герцог, осталось неизвестным, потому что в этот миг из своего угла появился храмовник. Увидел герцога, сравнялся расцветкой со свежепобеленной стеной и вознамерился юркнуть обратно, да куда там!

— Стоять!

Замерли все. Даже больной, который по стеночке пробирался в отхожее место.

— Что понадобилось храму в лечебнице для бедных?

Вопрос был задан, вроде бы лениво и нехотя, но ты поди, не ответь… Храмовник и не пытался.

— Предстоящий Фолкс решил, что при каждой лечебнице должен быть хотя бы один пастырь. Чтобы было кому утешать и напутствовать грешные души.

— Замечательное намерение! — горячо одобрил герцог. — А тут вы молельню оборудовали, да?

И пошел прямо на храмовника. Тот как стоял, так и влепился в стеночку.

Герцог широко распахнул дверь.

Хм-м…

На молельню это было похоже, как я на куртизанку. Помещение было заставлено какими-то приборами. Поблескивали золотые проволочки, пробегали искорки между драгоценных и полудрагоценных камней…

— Это теперь нужно для душенапутствия?

Рамон Моринар даже не язвил. Не издевался, не проскальзывали в его тоне ехидные нотки. Но выглядело это ужасно.

— Это… для очистки!

— Душ?

— Это место долгое время было средоточием горя и боли. Чтобы впредь было легче….

Дальше я не слушала, подозреваю, что и герцог тоже.

Вот ведь бред собачий! В каждой лечебнице кто-то умирает, а кто-то и рождается, положительные и отрицательные эмоции перекрывают друг друга и получается вполне нейтральное место. Уж всяко без очистки обойдемся…

Рамон осмотрел приборы, потрогал один из них пальцем, и вынес решение:

— Ладно, чистите. Но чтобы через два дня тут была приличная молельня. Лично приеду проверю.

Судя по кислой морде храмовника — первой службой будет заупокойная по некоторому слишком наглому герцогу, но Моринар и не подумал обращать на это внимания. Улыбнулся…