Глава 4

Развитие классической персидской прозы в XI – начале XIII века

Общеизвестно, что при менее заметной роли прозы в персидской литературе классического периода количество прозаических произведений весьма значительно, и в основном они представляют собой светскую и религиозную дидактику. Эти сочинения отличаются друг от друга различным соотношением художественности и функциональности и сочетанием в одном произведении нескольких жанровых типов прозы. Пожалуй, с наибольшей определенностью в комплексе прозаических произведений можно выделить только литературу житийного характера.

Все категории прозы, так или иначе, восходят к имевшим самое широкое хождение в эпоху раннего Средневековья пехлевийским дидактическим сочинениям, которые, в свою очередь, будучи переведены на арабский язык, оказали решающее влияние на процесс формирования арабоязычной прозы адаба. Первая стадия генезиса этого рода арабской прозы связана еще с доисламским периодом, когда под адабом понимались унаследованные от предков традиционные обычаи, нравы и нормы поведения. В эпоху становления ислама эта назидательная словесность сильно преобразилась под влиянием хадисов, закреплявших нормы мусульманской морали и поведения. В период арабских завоеваний и образования Халифата в результате контактов с народами покоренных территорий адабная традиция значительно обогатилась за счет вовлечения неарабских элементов, прежде всего иранских, отчасти индийских, греческих и сирийско-коптских.

В литературе адаба, созданной на арабском языке, встречались сочинения двух типов: с одной стороны, «княжьи зерцала», часто сугубо беллетризованного характера, типа «Калилы и Димны» ‘Абдаллаха ибн ал-Мукаффы, с другой – трактаты на морально-этические (о достоинствах и недостатках) и «научно-популярные» темы. Во второй группе сочинений можно выделить также так называемый профессиональный адаб, предназначенный для узких прослоек придворных чиновников – визиров, писцов, надимов (ближайшей свиты правителя) и др.

В любом случае литература адаба была наводнена большим количеством назидательных притч, анекдотов о легендарных и исторических лицах и афористических высказываний (хикмат). Поучительная доминанта литературы адаба не мешала, а скорее способствовала развитию элементов познавательности и занимательности, вовлечению в ее орбиту сведений о диковинных явлениях и событиях, которые черпались из географических и исторических сочинений. При этом в понятие адаб входил не только комплекс этических норм и правил поведения (умение вести себя пристойно во время трапезы, носить одежду, вести изысканную беседу и т. д.), но и весь комплекс знаний, которыми должен обладать культурный и образованный человек (адиб).

Ранние памятники персидской прозы были ориентированы одновременно на образцы арабоязычной литературы адаба, формировавшейся под значительным иранским воздействием, и собственную традицию пехлевийских назидательных книг, воспоминания о которой были еще живы в домонгольский период. К постоянно упоминаемым и пересказываемым текстам подобного рода относятся арабоязычные сборники советов и наставлений, приписываемые сасанидскому царю царей Хусраву I Ануширвану (531‒579), например, «Завет Хосрова Ануширвана своему сыну» (Китаб ‘ахд Кисра Ануширван ила ибни-хи).

Начав свое развитие в системе функциональных жанров, проза постепенно движется в направлении большей художественности, как в области содержания, так и в оформлении. В прозаических произведениях не только возрастает роль нарративных элементов, которые постепенно вытесняют прямое назидание, но и сами иллюстративные рассказы становятся сюжетно и композиционно более развитыми, а стиль повествования более элегантным за счет введения разного рода риторических фигур и рифмы.

Впервые орнаментированная манера письма входит в обычай в посланиях разного характера (от деловых до личных) при дворах Арабского халифата на рубеже IX–X веков. По-настоящему модной рифмованная и ритмизованная проза садж‘ (букв. «воркование голубки») становится в X–XI вв. при Аббасидском дворе в Багдаде В создании орнаментального стиля арабской эпистолярной прозы большую роль сыграли персы, активно участвовавшие в политической и культурной жизни Халифата. Среди них Абу-л-Фадл ибн ал-‘Амид (ум. 970), его ученик Ибн Аббад, более известный как ас-Сахиб (938–995), Мухаммад ал-Хваризми (934–993) и др. Их письма, включенные в нормативные сборники – «письмовники» (инша), демонстрируют все свойства украшенного стиля: обилие стихотворных вставок, цитаты из Корана и хадисов, пословицы и поговорки, намеки на известные арабские и персидские легенды и предания, применение синонимии, синтаксических параллелизмов, метафор и т. д. Такая проза, благодаря определенным ритмическим закономерностям, лучше, чем свободная проза, поддавалась скандированию и запоминанию. По меткому выражению Адама Меца, автора книги «Мусульманский Ренессанс», украшенный стиль отражает общую тенденцию мусульманского художественного ремесла, в котором высоко ценилось изящество и свободное владение изысканной формой.

Проникновение орнаментального стиля в арабскую повествовательную прозу может быть датировано вполне точно, так как связано с творчеством знаменитого стилиста и прозаика Бади‘ аз-Замана ал-Хамадани (969–1008), перса по происхождению, про званного «Чудом Времени». Этот автор одновременно являлся мастером эпистолярного жанра и создателем новой формы повествовательной прозы – плутовских новелл, получивших название макамы. Первоначально этот термин относился к беседам преимущественно дидактического характера, которые велись в присутствии халифа. Впоследствии макамой стал именоваться любой рассказ, в котором авторская речь вкладывается в уста вымышленного героя. Отметим, что уже в эпистолярных произведениях ал-Хамадани применяется иллюстрация в форме короткого анекдота, являющаяся как бы развернутой аллегорией авторской мысли. Таким образом, эпистолярный жанр с его украшенным стилем как бы идет навстречу повествовательности. Из посланий в макамы перешла рифмованная и ритмизованная форма изложения с большим количеством риторических фигур, стихотворных цитат и экзотической лексики (бедуинизмы, ремесленная и торговая терминология, воровской жаргон и т. д.). «Макамы» ал-Хамадани представляли собой цепочку из 21 новеллы с единым рассказчиком – купцом и путешественником ‘Исой ибн Хишамом и единым героем – городским бродягой и плутом по имени Абу-л-Фатх, обладающим незаурядным искусством красноречия и поэтическим талантом, с помощью которых он часто вводит в заблуждение «почтеннейшую публику» и добивается личной выгоды. Он странствует по восточным областям Халифата, перемещаясь из города в город и меняя свои обличья. Несмотря на переодевания, в конце каждой новеллы рассказчик узнаёт героя. В соответствии с передвижениями героя новеллы озаглавлены по городам: «Басрийская макама», «Багдадская макама», «Балхская макама» и т. д. Иногда названия рассказов указывают на событие, о котором в них повествуется: «Львиная макама», «Поэтическая макама».

Стремление украсить стиль прозаических сочинений в Иране формируется начиная с XII в. в той же профессиональной прослойке, что и при дворе ‘Аббасидских халифов. Это среда придворных чиновников, секретарей (араб. катиб, перс. дабир) и писцов (мунши), прекрасно образованных и знакомых с образчиками высокой арабской прозы. Арабские прозаические сочинения повлияли на стиль таких произведений этого периода, как версия «Калилы и Димны», выполненная Насраллахом ‘Абд ал-Хамидом Мунши, и «Синдбад-нама» Захири ал-Катиба ас-Самарканди. Кроме того, на персидском языке появился и собственный образец макамного жанра – «Макамы» Хамид ад-Дина Балхи (ум. 1168), включавшие