Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я собираюсь взять ее с собой на Большую Прогулку, – шепнула мне София поздней ночью, когда мы лежали в койке. – Только мы вдвоем. Может, это пойдет ей на пользу.
Я уставился на жену в некоторой оторопи. Среди моих знакомых мало кто совершил Большую Прогулку от начала и до конца, и все они были мужчинами. Такая Прогулка могла растянуться на много недель и даже месяцев.
– Вы станете первыми из наших женщин, отправившимися в такое путешествие, – сказал я.
– Старейшины возражать не будут? Не перегородят нам путь?
– Нет, если я дам свое согласие, – поразмыслив, ответил я. – И если ты этого хочешь, жена, тогда ты должна это сделать. В какую сторону вы отправитесь?
– К южной оконечности архипелага, – сказала она. – А потом мы поплывем к островам, что лежат за ним, и завершим нашу вылазку на скале, что высится на самом краю нашего мира. И если там мы с ней посмотрим в воду и пообещаем наши души богам, тогда, возможно, я смогу изгнать демонов, что таятся в ее душе.
Беспокойство мое нарастало. Подобное путешествие наверняка небезопасно, и я боялся, как бы с ними не случилось что-нибудь ужасное.
– А как же Рафаэль? – спросил я. – Кто будет заботиться о нем, пока ты не вернешься?
– Ты, – ответила она, улыбаясь, и, движимый любовью, я коснулся пальцем ее носа. Кто-нибудь когда-нибудь слыхал, чтобы мужчина приглядывал за ребенком? В племени меня высмеют так, что я больше никогда не смогу показаться им на глаза. И все же мальчик был слишком мал, чтобы оставлять его одного. – Мы можем отсутствовать месяца три, – сказала моя жена. – А если так, тебе нужно взять другую женщину на мое место.
– Ни за что, – покачал я головой. – Я не такой, как мой отец. У меня другие ориентиры.
– Но у тебя есть потребности, муж, – возразила она, – и когда меня рядом нет…
– Тогда я буду ждать твоего возвращения, – перебил я.
От мужчин моего племени я отличался тем, что не жаждал любви многих и разных женщин. Я останусь чист, пока она не вернется ко мне, так же чист, как был после смерти моей первой жены и некоторое время после убийства моей второй.
Итак, спустя несколько дней мои жена и падчерица уехали из дома, взяв с собой провизии, которой им хватит лишь до наступления ночи. А затем им самим решать, как быть дальше. Рафаэль плакал, и даже Диего выглядел взволнованным, но я не падал духом и пожелал им обеим удачи в их предприятии. Бонита была надломленной девочкой, но не она себя сломала, это было бы не в ее духе. София нашла хороший способ помочь своей дочери, отправившись с нею в длительное путешествие.
Часть девятая
Тень моей тени
Намибия
1471 г. от Р. Х.
Спустя год после отъезда Шакини и Беки, отправившихся в поход по горным хребтам в западной стране, мне вдруг пришло в голову, что, наверное, я единственный, кто по-прежнему думает о них и верит, что когда-нибудь они вернутся целыми и невредимыми. Наш сын Рафики больше не заговаривал о своей матери, а если он и нуждался в материнской опеке, женщин в нашем племени было не счесть, и смекалистый Демби, найденыш, которого я взял к нам в дом, тоже никогда о ней не вспоминал. Хотя однажды он допустил грубую ошибку, сказав, что молился за нее, уповая на то, что конец своей жизни Шакини встретила тихо и спокойно. И тогда я ударил его с такой силой, что он упал ничком на пол. Прежде я никогда его не бил, пальцем не трогал, и его удивленный и расстроенный вид лишь добавил мне стыда за то, что я сделал.
– Приемный отец, – сказал он, умываясь слезами, – я прошу прощения за мою бесчувственность. Я лишь хотел сказать, что когда смерть пришла за ней…
– Смерть не приходила за ней, – оборвал я Демби и шагнул к нему, разъяренный; в испуге он откатился подальше от меня к стене. – Будь она мертва, я бы знал об этом. Я бы нутром почуял, что потерял ее.
– Конечно, – торопливо кивнул мальчик. – И она непременно снова появится на наших холмах, когда закончится ее путешествие.
Судя по его тону, он ничуть не верил в то, что говорил, и хотя позднее, немного остыв, я сожалел о своей жестокости, тем не менее упрямо повторил: «Я уверен, обе они живы и в конце концов найдут дорогу домой». Больше Демби никогда не упоминал о моей жене в прошедшем времени.
Горе, состояние чересчур мне знакомое, захлестнуло меня. Дважды я мучился болью утраты и дважды выжил, но сомневался, вынесу ли я эту пытку в третий раз. Однако, когда я потерял первых двух жен, моя жизнь была несколько иной, теперь же было непозволительно тратить время на то, чтобы упиваться жалостью к себе, поскольку мне надо было заботиться о Рафики. Сынишке исполнилось четыре года, и он бесконечно радовал меня. Я не мог подвести его. Иного выбора, кроме как оставаться крепким и надежным, у меня просто не было.
Каждое утро я отправлялся в свою мастерскую, где сооружал мачты для торговых кораблей, что швартовались или отчаливали из наших портов, но, прежде чем выйти из-под навеса нашего шатра, я медленно ворочал головой, прислушиваясь, не раздастся ли голос Шакини, и осматривался по сторонам – в надежде, что именно сегодня я увижу, как она шагает по настилу прямиком ко мне, но каждое утро меня ожидало разочарование. То же самое я проделывал по вечерам, стоя на улице в одиночестве, пока солнце не закатится, а ветра не вынудят меня вернуться в шатер. Когда я засыпал, мне снились страшные сны о моей любимой женщине – то на нее нападали львы, то ее уводили в рабство.
И мне не стало легче, когда один из старейшин, Витал Куихоцо, явился ко мне с предложением, которое я вряд ли мог бы принять. Витал Куихоцо по возрасту был самым старшим в нашем племени, лицо его было изрыто морщинами и походило на зловещую маску. Тем не менее он пребывал в добром здравии, а совсем недавно