– Как так может быть?

– Во-первых, она старая.

– Всего на два года старше тебя, – вздохнул я. – Девчонка, можно сказать.

– И она уродина. У нее на щеках и подбородке волосы гуще, чем у меня.

– Да, в некотором смысле она больше похожа на своего отца, чем на мать.

– И нос у нее как у мандрила.

– Если не ошибаюсь, несколько лет назад она упала с дерева, – сказал я, ибо нос Окапи действительно не был ее самой привлекательной чертой. – И приземлилась на голову. Это происшествие стало причиной… э-э… изъяна.

– Может, поэтому она еще и дура. Разговаривать с ней скучно и нудно, ничего интересного я от нее не услышал. А кроме того, у нее такие ужасные, огромные… – Он припоминал слово, но так и не смог заставить себя произнести его, взамен он изобразил пальцами и ладонями две чаши на груди.

– Большинство парней сочли бы это достоинством, – сказал я, и Демби передернуло от отвращения.

– Они жуткие, – поморщился он. – Она велела мне раздеться, а потом смеялась надо мной. Сказала, что не видывала ничего уродливее, чем то, что висит между моих ног.

Я не знал, что ему на это ответить. Отчасти я завидовал Демби, ему предстояло занимательное приключение, и я надеялся, что со временем он научится ценить свою жену. Ведь супружеское взаимопонимание было тем, по чему я сейчас безмерно тосковал.

– Она говорит, если я попробую прикоснуться к ней, она заколет меня во сне, – продолжил Демби. – А я сказал, что скорее стану тереться членом о кору дерева, пока он сам собой не отвалится, чем положу его где-нибудь рядом с ней. Я не хочу на ней жениться и не понимаю, почему меня к этому обязывают.

– Потому что Витал Куихоцо так распорядился, – ответил я. – И если ты хочешь остаться в племени овамбо, тебе придется исполнять его желания.

Казалось, Демби вот-вот разразится слезами. Он понимал, что отказ от женитьбы не оставит ему другого выбора, кроме как покинуть наше племя навсегда. И куда ему было деваться? Даже если бы он решился уйти от нас в поисках новой жизни, исчезновение Шакини и Беки наложило запрет на подобные устремления. Внешний мир, что ни говори, кишит хищниками.

Рафики с улыбкой наблюдал за происходящим, ему нравилось смотреть, как мальчика, которого он считал своим братом, раскрашивают в столь красивые цвета. Он спросил, можно ли его тоже раскрасить, но я покачал головой.

– В день твоей свадьбы будет можно, – ответил я. – Мы с твоей мамой разукрасим тебя на радость твоей невесте.

Рафики насупился, и мне было больно сознавать, что его совершенно не заботит, вернется его мать или нет, – по сути, она была ему чужим человеком, – но пока я не хотел говорить о ней с нашим сыном.

Отправляясь на брачную церемонию, которая должна была состояться рядом с шатром Витала Куихоцо, мы поравнялись с моей мастерской. Пытаясь отвлечь Демби от мрачных мыслей, я пригласил его зайти и взглянуть на изысканно украшенную резьбой мачту, над которой я работал уже несколько недель. Демби осмотрел мачту, и глаза его засветились, а сам он будто ожил.

– Глянь-ка, – сказал он, кладя руки на верхушку мачты, а потом провел ладонями вниз и вверх по ее лицевой поверхности. И пока он так манипулировал руками, моя резьба исчезла, а мачта стала просто куском древесины, чем она и была до того, как я взялся за эту работу. От ужаса я окаменел.

– Что ты наделал? – завопил я. – Мачта должна быть готова через несколько дней!

Он засмеялся, помотал головой, а потом повторил свои манипуляции руками, и моя резьба вернулась на место. Оторопев, я зажмурился. Мне не дано было понять, в чем секрет его фокусов, и, если честно, я их слегка опасался, потому что знал: кое-кто в племени полагал, что паренька следует утопить в реке за то, что он ведет себя как бог.

– Идем, – сказал я, и мы поспешили к помосту, что соорудили в центральной части деревни, готовясь к свадьбе.

Все племя собралось поглядеть на торжество, и каждый нарядился в церемониальную одежду нашего народа. Демби поднялся на помост, следом поднялась Окапи с перекошенным от злости лицом, и лишь когда Витал Куихоцо рыкнул на нее, она притворно улыбнулась. Стоя рядом с девушкой, Демби попытался взять ее за руку, но она отпихнула его, что не помешало другому старейшине взойти на помост и поднять над головами жениха и невесты посох дождя[118], а затем пропеть заклинания. После чего он возложил руки на их головы, и молодые поклонились друг другу – их поженили. Я никогда не видел таких страдальческих лиц. Если бы вид жениха и невесты не был столь душераздирающим, зрители на свадьбе хохотали бы до колик.

Сойдя с помоста, Демби направился прямиком к своему другу, пареньку, с которым он проводил чересчур много времени, что я находил нездоровым, Окапи же подбежала к Куэсе, та встретила ее распростертыми объятьями, девушки обнялись и заплакали. Чудное получилось зрелище, я едва сдерживался, чтобы не расхохотаться, и обернулся к моей жене с вопросом, приходилось ли ей когда-нибудь наблюдать нечто более диковинное, словно позабыв, что Шакини с нами больше нет, и жалкие останки умиротворенности исчезли из моей души теперь, когда меня оставили один на один с моим одиночеством.

Испания

1492 г. от Р. Х.

Ясным солнечным утром в начале августа, примерно через месяц после сумбурной свадьбы моего молодого подопечного, я стоял в гавани в Уэльве, надзирая за установкой парусов на трех кораблях, что готовились к отплытию в обе Индии[119] в надежде обнаружить новый и более короткий путь на восток. Поскольку корабли были старыми, их заново снарядили для этого плавания, которое многие считали дурацкой затеей. Разобраться с парусами оказалось много сложнее, чем мне представлялось, но я любил свою работу, и мне хорошо платили. Король Фердинанд и королева Изабелла согласились субсидировать путешествие исследователя и, верные своему слову, были чрезвычайно щедры, хотя, возможно, с их стороны это было не только самоотверженностью либо филантропией. Ведь они понимали, что если цель будет достигнута, то право распоряжаться новыми торговыми путями отойдет к Испании, и тогда доходы королевств Кастилии и Арагона станут неисчислимыми.

Диэго был со мной почти постоянно в те дни – лишь бы не попадаться на глаза своей жене Олэлло, и я боялся, что своими фокусами и ловкостью рук он не столько развлекал