Сердце мое забилось сильнее, я медленно двинулся в глубину мастерской, там я и обнаружил, что кто-то шевелится в углу. Поднес свечу поближе – и надо же! Прятался от меня мальчик с рынка, тот самый, что якобы поднялся на веревке к небу.

– Что ты здесь делаешь? – спросил я, и он затряс головой, сложив ладони в умоляющем жесте.

– Прошу вас, – сказал он, – я ничего не взял. Просто мне нужно было где-то поспать, вот и все.

Он не представлял никакой угрозы для меня, и, подняв мальчика на ноги, я повел его на середину мастерской. Он встал передо мной, виновато опустив голову.

– Зовут тебя Дипак, верно? – спросил я, и он кивнул.

– Да, – уныло произнес он. – Поразительный, Необычайный, Головокружительный, Непревзойденный Дипак.

– И где ты обычно спишь?

– В хижине с моим хозяином.

– С устадом?

– Да.

– И он тебя прогнал?

– Говорит, что я подрос и стал слишком большим, чтобы лазать по веревке. На мое место он уже взял нового мальчика, на два года младше меня, и обучил его всему, что делал я. Вчера было мое прощальное выступление перед жителями Джаханпанаха. Я больше не джамура. Я беспризорник.

– А твои родители? – спросил я.

– У меня их нет. Хозяин забрал меня у них, когда я был еще маленьким.

– И что ты теперь собираешься делать? Как будешь жить?

Он пожал плечами, и на глаза у него навернулись слезы.

– Придумаю что-нибудь, – ответил он. – Может, стану нищим. По-моему, из меня получится потрясающий нищий. Мой хозяин всегда говорил…

– Прекрати говорить «мой хозяин», – велел я ему. – Рабов среди нас нет.

– Ну тогда – мой устад. Он всегда говорил, что из меня выйдет хороший нищий, потому что у меня ангельская физиономия.

Я рассмеялся. Да, лицо у него было ангельским, это правда, но я не был уверен, что этого достаточно, чтобы прокормиться на улицах и платить за ночлег, а также я не думал, что попрошайничество – единственная профессия, которую он способен освоить.

– И это все, чего ты ждешь от жизни? – спросил я. – Стать нищим? На большее не надеешься?

– Ой, нет, – помотал он головой. – Мой хозяин всегда говорил, что я совершенно бесполезный мальчишка и было бы лучше для всех, если бы меня перемололи в фарш.

– С веревочным трюком ты управился весьма ловко, – заметил я. – Скажи, в чем там был секрет?

Он посмотрел на меня, а когда улыбнулся, зубы его оказались невероятно белыми.

– Разве вы не знаете, – ответил он, – что хороший фокусник никогда не раскроет ни одного своего секрета?

Аргентина

1430 г. от Р. Х.

Хотя мы не были кровными родственниками, вскоре я начал воспринимать Диего как родного сына во всем, кроме его прозвания. Когда он приехал жить с нами на правах человека из племени селькнамов[115], я сразу познакомил его с Софией, Бонитой и Рафаэлем, сперва они относились к нему прохладно, но спустя недолгое время с Диего уже обращались как с членом нашей семьи. Вскоре мне как человеку, который привел Диего в наше сообщество, предстояло сопровождать его на церемонию посвящения в подлинные селькнамы.

В те первые месяцы Диего меня озадачивал, и я предполагал даже, что, быть может, в него вселился злой дух, ибо в основном он был занят тем, что придумывал странные и, на мой взгляд, безобразные развлечения для Бониты и Рафаэля – не иначе как с подачи дьявола, думалось мне. Проведет он у ребят за ушами и вытащит желудь там, где никаких желудей отродясь не бывало. С помощью зеркал и ловкости рук он мог сделать так, чтобы с поверхностей исчезали предметы, а самый обескураживающий трюк, который он проделывал, заключался в том, что иногда он взлетал ввысь и парил в воздухе, сам по себе, без всякой видимой поддержки либо опоры. Молодежь подобные выходки приводили в восторг, я же их решительно не одобрял, и, опасаясь, что боги накажут нас за такие забавы, я приказал Диего прекратить эту чертовщину. Узнай старейшины нашего племени о его чародейских ухватках, боюсь, они бы решили, что он привносит скверну в наш мир, и, возможно, попросили бы его уехать. Некоторое время Диего подчинялся моему приказу, но подозреваю, что стоило мне отлучиться, и дети умоляли его исполнить какой-нибудь из его трюков, а как любой человек, которому дорого внимание зрителей, паренек счел бы невозможным разочаровать их.

Однако, несмотря на странности его характера, мне нравилось проводить с ним время, и я проникся к нему теплым чувством. У Диего были приятные манеры, и частенько он смешил меня своими дурачествами.

Как только мой сын появился на свет, я уже предвкушал тот день, когда Рафаэль повзрослеет и я смогу обучать его ремеслу, доведенному мною за долгие годы почти до совершенства. На архипелаге меня уважали как наиболее одаренного мастера по изготовлению колчанов, пусть даже некоторые мужчины отвергали мои изделия, находя их чрезмерно красивыми и более подходящими женщинам, чем мужчинам. Но поскольку до взросления Рафаэля было еще очень далеко, я решил обучить Диего, моего нового подопечного, основам моего мастерства. Свой первый колчан я соорудил, когда был еще мальчишкой, с намерением преподнести его моему отцу. Но я допустил ошибку, украсив кожаную суму разноцветными тряпицами, украденными из швейного сундучка моей матери. Отец счел столь броские украшения оскорбляющими его мужественность и унизил меня, отодрав «тряпки» и швырнув обрезки роскошных тканей в огонь. Колчан теперь выглядел простецким, однако в дальнейшем отец не расставался с ним долгие годы, даже когда уходил в горы в ожидании появления захватчиков. Притом что ему было плевать на красоту неодушевленных предметов, отец не мог отрицать безукоризненности скромного узора на его колчане.

С тех пор, как бы мне того ни хотелось, я не позволял себе чересчур увлекаться фантазиями и более не заходил слишком далеко с моими художественными замыслами, ведь мои изделия я продавал охотникам, предпочитавшим стрелы без прикрас и прочей мишуры.

Я делал ровно то, что им требовалось, – обычные поясные либо заспинные, изредка удлиненные колчаны, но иногда кто-нибудь из соплеменников, понизив голос, признавался, что хотел бы носить на спине нечто более затейливое. И тогда я давал себе волю, насколько это было возможно, – вшивал в выделанную кожу кусочки битого стекла или красивые камешки, втачивал меховое обрамление с целью подчеркнуть изящество узора, а дно обвивал зеленым ремнем.

Что до Диего, я старался как мог обучить его простейшим навыкам нашего ремесла, но он был напрочь лишен художественной