на то, что он все чаще уставал к вечеру сильнее, чем ей бы хотелось, Григорий все еще обладал прекрасной фигурой, заставлявшей Яру горделиво задирать нос, когда они под руку прогуливались по улочкам их дачного общества по вечерам, и она ловила взгляды соседок.

Гриша обнял ее, привлекая к себе, Яра устроилась у него на груди и поцеловала в запястье.

— Выспалась? — спросил он.

— Да.

— Майя звонила. Интересовалась, готовы ли мы познакомиться с ее мужчиной, и может ли он рассчитывать на честь отведать мой плов.

Сердце дрогнуло. Яра понадеялась, что в предчувствии чего-то нового и хорошего. Майя никогда бы не привела в дом того, в ком не была бы уверена. Что ж, если она наконец нашла, кого искала, то оставалось только порадоваться за нее. До сих пор личная жизнь у их дочери складывалась плохо. «Хочу своего человека, — вздыхала она иногда. — А так лучше одной, чем хоть с кем-нибудь». Яра улыбнулась картинке, которую нарисовало воображение, подумала, что ее мама была бы счастлива, она любила, когда все пристроены. Но улыбка быстро померкла: бабушка за Майю не порадуется.

Родителей Яры не стало десять лет назад: они ушли, как и мечтали, вдвоем. Просто не проснулись однажды по утру, и Яра, приехав проверить, почему никто из них не берет трубку, так и нашла их в постели: в обнимку, с легкой улыбкой на губах. «Я такая счастливая, — сказала ей за неделю до этого мама, когда они вместе пили чай на ее кухне. — У меня есть абсолютно все: муж, дети, внуки, правнуки. И все, что я хотела, я увидела и сделала. И уйду раньше вас, зная, что вы у меня все не одни, что будет, кому обнять. Больше мне нечего желать…»

Грусть за родителей была до сих пор сильной, но светлой. И вот теперь впервые кольнуло: не увидят… А может быть и увидят, в конце концов ее родители верили, что умершие приходят навестить своих родных раз в год, и иногда Яре казалось, что она чувствует их незримое присутствие.

Она сморгнула слезу.

— И что ты ответил?

— Что сам почту за честь угостить своим коронным блюдом того, кто сумел заставить ее улыбнуться. Так что сейчас мы с тобой посидим, а потом поедем в поселок за мясом.

— Что ты о нем знаешь?

— Его зовут Артем, и ему тоже тридцать один год. И, папочка, давай ты не будешь играть в грозного безопасника, он тебе сам при встрече все расскажет, — спародировал Гриша интонацию дочери.

Яра рассмеялась, но потом нахмурилась.

— Страшно. А вдруг опять не тот.

— Это уж ей решать, — вздохнул Гриша. — Но лицо я запомню, и если что ружье у нас есть.

Яра шутливо стукнула его в плечо и снова улеглась поудобнее. Грише тоже было страшно, но у их дочери была своя жизнь, и они давно научились это уважать.

— Ты уже заходила в семейный чат? — поинтересовался он.

— Понятия не имею, где телефон.

— Егор прислал фото. Я начинаю завидовать. Почему мы с тобой так и не покорили ни одну вершину?

— Потому что я не люблю холод, а у тебя болела нога. А теперь мы, пожалуй, староваты для этого.

— Юичиро Миуре было восемьдесят лет, когда он взошел на Эверест.

— Кто это?

— Понятия не имею. Но он внесен в Книгу рекордов Гиннесса как самый старый человек, побывавший там.

— Ты серьезно хочешь на Эверест?

— Подумываю.

— Ты старше этого японца.

— Но не ощущаю этого… Да и потом, разве я так старо выгляжу?

— Ну что ты… Больше шестидесяти пяти в жизни не дашь.

Гриша тоже засмеялся, поцеловал ее в макушку. Потом дотянулся до орешков, взял несколько и закинул в рот. Где-то на соседнем участке заиграла музыка. Что-то неожиданно медленное.

— Вставай-ка, — вдруг потянул ее вверх Гриша. — Давай.

— Что такое? — не поняла она.

Но он уже поднялся, и помог встать ей, и, слегка прихрамывая, вывел ее на середину деревянной веранды. Эта хромота осталась вечным напоминанием о его ранении на одной из операций Отдела. О трех месяцах в постели и почти годе реабилитации. Никто не верил, что он сможет снова ходить без костылей. А она верила. Верила так сильно, что просто не оставила ему выбора.

Гриша встал напротив нее. Одну руку положил ей на талию, в другую взял ее ладонь.

— Давай потанцуем, — предложил он.

И Яра вдруг ощутила себя совсем юной девчонкой. И смутилась. А Гриша слегка закачался из стороны в сторону, увлекая ее за собой. Они почти не двигались, но это было и не нужно.

— Я люблю тебя, — сказал он.

И это была истинная правда. И сейчас с высоты своего опыта Яра точно могла сказать: такая любовь встречается очень редко.

Она вздохнула и положила голову ему на грудь.

— И я тебя люблю.

Музыка с соседнего участка все звучала и звучала. Сотовый Грача, лежащий на столике у шезлонгов, вибрировал, принимая новые фотографии. Где-то в горах их сын встречал рассвет и хотел поделиться им с ними. Их дочь, кажется, наконец получила свой шанс и решила его не упускать. А Яра танцевала с мужчиной, который сделал все, чтобы она была счастлива с ним, и даже немного больше.

И ей было так хорошо, как когда-то много лет назад она не смела и мечтать.

Как много тех, с кем можно лечь в постель,Как мало тех, с кем хочется проснуться…И утром, расставаясь улыбнуться,И помахать рукой, и улыбнуться,И целый день, волнуясь, ждать вестей.Как много тех, с кем можно просто жить,Пить утром кофе, говорить и спорить…С кем можно ездить отдыхать на море,И, как положено – и в радости, и в гореБыть рядом… Но при этом не любить…Как мало тех, с кем хочется мечтать!Смотреть, как облака роятся в небе,Писать слова любви на первом снеге,И думать лишь об этом человеке…И счастья большего не знать и не желать.Как мало тех, с кем можно помолчать,Кто понимает с полуслова, с полувзгляда,Кому не жалко год за годом отдавать,И за кого ты сможешь, как награду,Любую боль, любую казнь принять…Вот так и вьётся эта канитель —Легко встречаются, без боли расстаются…Все потому, что много тех, с кем можно лечь в