— Все мы грешники, — привычно согласился отец Владимир.

— Но меня беспокоит, что в наших любовных играх мы причиняем боль друг другу. И мне нравится насилие.

Священник погрузился в задумчивость.

— Но вы же это делаете добровольно и с согласия друг друга? — уточнил святой отец.

— Именно. И мне кажется, что в этом есть неправильность.

Однако нахмуренное чело святого отца прояснилось:

— Главное, как сказал Спаситель, «не делай другому того, чего не хочешь, чтобы делали тебе».

— Зачем же Бог даёт нам болезни, смерть, страдания? Зачем с его попустительства человечество всю свою историю уничтожает себя в бесконечных войнах? Он спросил нашего согласия? А смерть невинных детей? А мой рак в семнадцать лет? Или Всемогущий мечтает тоже заболеть?..

Священник опешил. Наконец строго сказал:

— У тебя каша в голове. Болезни и страдания — не от Бога. Они от самих людей. Ты только что сказала, что любишь насилие. Это же ты любишь, а не Господь. Ты и грешишь…

— Где тогда Бог? Он что, вообще забыл о нас? Создал и бросил?

— Он ждёт, когда мы сами захотим к Нему прийти. Оставить этот грешный мир, возлюбить Господа всем сердцем, всей душой, всей крепостью своей… Молись, думай, старайся не следовать плотским похотям и желаниям.

Ольга растерялась. В логике исповедника она чувствовала изъяны, но не могла сообразить, в чём. А тот поспешно возложил руку на голову девушки.

— Отпускаются рабе Божьей Ольге грехи её… Кстати, спасибо Александру Петровичу за мозаику. Что-то он ко мне давно не заходил. Мы планируем электропроводку новую сделать. Я передам тебе счёт. Буду рад, если оплатите…

Ольга взяла бумаги, которые, как по волшебству, оказались в руке святого отца, протянутой то ли для поцелуя, то ли с прошением милостыни. Сегодня рабочих под куполом не было видно. И слава богу. Не хотелось вновь ощутить знакомое неприятное чувство озноба от соприкосновения с потусторонним.

— Теперь вот второго взяла, — вдруг с ужасом услышала негромкий надтреснутый голос.

Девушка стремительно обернулась, пытаясь понять, кто говорит. У свечного столика разговаривали две обычные старушки:

— Бог любит троицу, — продолжала одна. — Еще и третьего усыновит.

Ольга провела рукой по влажному лбу. Пальцы дрожали. «Что я себе придумываю? Бред какой-то. Нет во мне никаких бесов, да и вообще демонов не существует. Средневековые бредни».

Весну сменило лето. Время — лучший целитель, а если рядом оказываются изысканный секс и интересная работа, то это уже консилиум врачебных светил. И у больного нет иного выбора, кроме как вскочить со смертного одра и пуститься вприсядку.

С приходом тепла что-то в душе Ольги оттаяло. Она воскресала к жизни. Неожиданно обнаружила в себе новые магические способности. Иногда удавался примитивный гипноз, иногда могла прочитать мысли собеседника. Теперь понимала, к какому виду живых существ этой планеты относится: она волшебница, способная менять мир, подчинять себе людей, управлять ими.

Ольгу уже не беспокоило, что она занимается сексом с человеком, который почти в три раза старше её. Моральные принципы, так долго внушаемые мамой, исчезли, оставив после себя в душе лишь крохотное пятно. Словно капелька крови на подушке от назойливого комара, что всю ночь жужжал у лица, а к утру оказался раздавлен нечаянным движением руки. Ей понравилась позиция своего духовного наставника: «Покаялся — значит, не согрешил».

Секс с директором случался нечасто — работы было слишком много, и она отнимала все силы.

Но когда он случался, то был, мягко говоря, необычен.

Например, как-то бухгалтерша Маргарита Петровна совершила ошибку в квартальном отчёте. Это была тридцатипятилетняя, пухлая, по-своему симпатичная женщина, замужняя, мама двоих детей. Ольга привезла её в загородный дом шефа. Даме дозволили помолиться перед образами и высекли по пышному заду берёзовыми прутьями, предварительно замоченными в чане с горячей водой. Затем ошалевшей бухгалтерше дали попробовать действие некоторых замысловатых предметов антиквариата.

— Бурное страдание лучше вялого наслаждения, — поучал Александр Петрович, вытирая пот со лба.

К тому моменту распалённая бухгалтерша, переполненная впечатлениями, выла и билась в конвульсиях так, что дрожали оконные стёкла и падали экспонаты в витринах.

К удивлению Ольги, впоследствии та не сильно скорбела о произошедшем, не написала заявление в прокуратуру и даже не уволилась.

Шеф по-своему объяснил преданность Маргариты Петровны. Они сидели в необъятном рабочем кабинете и пили крепкий кофе, смешивая его с коньяком.

— Страдающий наслаждается властью над тем, кто причиняет боль. Ведь они зависят друг от друга. Убери одного, и не станет другого, — объяснял Александр Петрович. Он говорил мягко, почти нежно, но правая рука то сжималась в кулак, то дрожащие пальцы начинали тискать нечто невидимое, податливое и мягкое. — Так и мы властны над Богом. Ему нужны наши молитвы, как насильнику — стоны жертвы. Получив боль, мы обретаем силу над ним, Всемогущим.

— Ага, — поддакнула Ольга. Она смотрела перед собой, склонив голову набок, словно изучала невиданную зверушку.

Заметив, что за ним наблюдают, шеф развернул плечи и гордо приподнял подбородок. Наверное, в мире, где находился его разум, девушка восхищённо любовалась орлиным профилем. Долго сидеть выпятив грудь было трудно, и шеф перевёл дух:

— Так любая женщина обретает власть над насилующим её самцом, поскольку понимает, что даёт ему наслаждение. Мышь, прежде времени испустившая дух в лапах кота, может сильно огорчить несчастное животное, — шеф задумался, пытаясь описать страдания кота, лишённого любимой жертвы. — Неврозы, потеря аппетита, апатия к различного рода деятельности…

Ольга неожиданно заинтересовалась и подумала: «Вот почему я не умерла, там, наверху, со мною желают ещё поиграть».

Шеф между тем продолжал:

— Если я причиняю боль другому — не из желания насолить ему, а из естественного порыва дать наслаждение себе, — то в этом случае меня нельзя осуждать. Бог устроил этот мир так: все живут в погоне за наслаждением. Деревья тянутся к солнцу, животные едят друг друга, человек пользуется благами цивилизации. Таким образом, наслаждаясь, я лишь выполняю волю создавшего меня.

Ольга серьёзно кивнула:

— Я поняла: судить надо жертву, а не насильника: «Ваша честь, эта падшая женщина спровоцировала истца, нарочно появившись в парке поздно ночью. Желая нанести травму потерпевшему, надела плотную одежду. Вот заключение врача о глубоких ссадинах, полученных истцом во время разрывания белья обвиняемой. Более того, с каким цинизмом она терпела удушение, лишь жалкие хрипы вместо сладостных воплей!»

Александр Петрович довольно рассмеялся:

— Ты одна меня понимаешь.