убеждения, Фрасибул был одним из тех людей на Самосе, кто благосклонно отнесся к обратному переходу Алкивиада на сторону Афин. Поэтому и те прочие, кто приветствовал возвращение отступника, могли руководствоваться не только враждебностью к существующему режиму, но и иными мотивами. С самого начала лидеры афинян на Самосе были расколоты как минимум на две группы. Одной из них была группа, к которой принадлежал Фрасибул. Фукидид пишет, что Фрасибул «неизменно… [оставался] при том мнении, что необходимо возвратить Алкивиада» (VIII.81.1). Однако из этого следует, что в конце 412 г. до н. э. этот пожизненный демократ был готов согласиться с тем, что демократию, по крайней мере на какое-то время, придется ограничить, ведь при действовавшем тогда правительстве Алкивиада невозможно было восстановить в правах. Сам Алкивиад вначале открыто высказывался в поддержку олигархии, но Фрасибул и другие истинные демократы, вероятно, заставили его умерить свою риторику. К моменту встречи с делегацией с Самоса Алкивиад несколько скорректировал свою позицию, пообещав привлечь Тиссаферна к союзу с афинянами, «если только не будет демократического правления» (VIII.48.1). Эта едва уловимая перемена в тоне его высказываний была уступкой таким людям, как Фрасибул, которые были согласны изменить систему власти, как они это уже делали, вводя институт пробулов, но не перейти к олигархии.

Убедив афинское войско на Самосе наделить Алкивиада юридической неприкосновенностью и избрать его стратегом, Фрасибул сам переправился на материк и прибыл в лагерь Тиссаферна за Алкивиадом, чтобы доставить того на Самос. Как поясняет Фукидид, он полагал, «что единственное спасение их заключается в привлечении Тиссаферна от пелопоннесцев на их сторону» (VIII.81.1). Фрасибул был убежден, что сохранение союза между Персией и Спартой означает гибель Афин. Чтобы победить в войне, Афинам нужно было «завоевать» Персию, а сделать это мог только Алкивиад.

Можно выделить различия между ограничениями демократии, приемлемыми для Фрасибула, и теми, которые Алкивиад предложил афинянам на Самосе летом 411 г. до н. э., после того как самые закоренелые олигархи отвергли перебежчика как «неподходящего» для участия в олигархии. Он предлагал распустить Совет четырехсот, который захватил олигархическую власть насильственным путем, и восстановить старый демократический Совет пятисот. Он также призывал отменить выплату жалований за должности, что на практике отстранило бы бедных афинян от занятия государственных постов, и учредить Правление пяти тысяч, при котором полноправными гражданами становились бы представители класса гоплитов и выше.

На тот момент Фрасибул был готов согласиться на все эти условия, кроме ограничения Совета четырехсот. Ему больше всего подходит традиционное определение «умеренного», как в 411 г. до н. э. называли человека, высшим приоритетом которого была победа в войне, даже если ради нее приходилось идти на компромиссы в устройстве популярной в Афинах демократии.

ПОДЛИННЫЕ ОЛИГАРХИ

Прочие же из тех, кто вступал в споры с Алкивиадом, были настоящими противниками всякого рода демократии и хотели заменить ее насовсем той или иной формой олигархического правления. Двумя участниками этого заговора были Фриних и Писандр, каждый из которых ранее был вождем масс[44]. Через несколько лет после окончания войны один афинский оратор обвинит их обоих в том, что они содействовали установлению олигархии, опасаясь кары за множество проступков, совершенных ими против народа Афин. Однако мы не можем с уверенностью говорить о том, что в переходе этих некогда популярных политиков-демократов на сторону заговорщиков-олигархов сыграли роль личные соображения.

Как бы то ни было, никто не смог убедить их в необходимости возвращения Алкивиада ради победы в войне. Фриних упорно сопротивлялся этой идее и выказал «величайшую и исключительную энергию в деле установления олигархии… Вступив в рискованное предприятие, Фриних оказался тут самым надежным человеком» (VIII.68.3). Писандр мгновенно обратился против Алкивиада и возглавил группу самых жестоких и узколобых олигархов. Он внес официальное предложение о введении Олигархии четырехсот и взял на себя ведущую роль в ниспровержении демократии в афинских владениях и в самих Афинах. После падения олигархии он перебежит к спартанцам.

Когда «триерархи афинян и влиятельнейшие граждане» (VIII.47.2) на Самосе послали своих представителей к Алкивиаду, Писандр и Фрасибул, вероятно, находились в составе этой делегации. На встрече с ними Алкивиад пообещал привлечь Тиссаферна и Великого царя на сторону афинян, «если только не будет демократического правления (тогда… царь больше будет доверять им)» (VIII.48.1). Алкивиад воспользовался своим умением жонглировать словами, чтобы преодолеть колебания умеренных: «не будет демократического правления» можно было трактовать таким образом, который устроил бы как умеренных, так и олигархов, тогда как прямо высказанная идея об «установлении олигархии, а не подлой демократии» (VIII.47.2) такого результата не дала бы.

Следующим шагом лидеров было сплотить «подходящих» в действующую политическую организацию, связав их клятвой. Вероятно, в ее ряды должны были вступить гоплиты, участвовавшие в военной кампании под Милетом, но присутствие среди них Фрасибула указывает на то, что это был не просто олигархический заговор. Участники новой группы созвали афинян на Самосе на собрание и объявили воинам, «что царь будет их другом и доставит деньги, если Алкивиад будет возвращен и в Афинах не будет демократического строя» (VIII.48.2). То, что некоторые из членов группы на самом деле замышляли установление узкой и несменяемой олигархии, оставалось тайной не только для простого люда, но и для других ее участников, таких как Фрасибул.

«Чернь, – как Фукидид называет собрание воинов и моряков, – хотя вначале и была отчасти недовольна происками, держалась спокойно в приятной надежде на царское жалованье» (VIII.48.3). Это описание афинских воинов и моряков не совсем справедливо. Так же как и в случае с повальным энтузиазмом накануне сицилийского похода 415 г. до н. э., Фукидид утверждает, что единственным мотивом собравшихся была обыкновенная жадность. Однако они наверняка руководствовались гораздо более сложными чувствами и соображениями. В 412 и 411 гг. до н. э. на кону стояло само существование этих людей, а также их семей и родного города. Своим поведением в последующие годы они еще не раз докажут свой патриотизм и преданность афинской демократии.

ФРИНИХ ПРОТИВ АЛКИВИАДА

Когда наконец пришло время вынести официальное решение, принять Алкивиада на встрече лидеров были готовы все, кроме Фриниха. Он отверг мысль, что Алкивиад или кто-либо еще сможет склонить персов на сторону афинян, а также выразил свое несогласие с тем, что упразднение демократии поможет сохранить державу. Он выступил против того, чтобы конституционные формы приносились в жертву сословной борьбе и внутренним дрязгам, и отметил первостепенную значимость стремления к автономии. Никто из союзников, предостерегал он, не захочет отказаться от нее, «ведь рабства в соединении с демократией или с олигархией они не предпочтут свободе, какой бы государственный строй они ни получили» (VIII.48.5).

Но и без учета всех этих соображений, настаивал Фриних, Алкивиаду нельзя доверять. Конституционные установления ничего для него не значат, и единственное, что его волнует, – это возможность вернуться в Афины невредимым. Его новое появление в городе повлечет за собой гражданскую войну и гибель Афин, чего никак нельзя допустить. Но даже перед лицом таких аргументов лидеры афинян, отчаянно искавшие способ вывести город из кризиса, в конце концов приняли предложение Алкивиада. Они назначили Писандра главой посольства, которому предстояло отправиться в Афины и попытаться условиться о возвращении Алкивиада домой, а также о том, как низложить действующую демократию и тем самым добиться расположения Тиссаферна.

Теперь уже Фриних чувствовал себя в большой опасности, ведь Алкивиад, узнав о его противодействии, очень скоро попытался бы отомстить ему как своему недругу. В отчаянии Фриних придумал план, как помешать возвращению Алкивиада и защитить себя. Историки долгое время недоумевали по поводу запутанных событий, которые за этим последовали, и, хотя о них ничего нельзя сказать с полной уверенностью, ниже приводится одна из возможных реконструкций. Поведение Фриниха во всей этой истории больше всего походит на проявление очень сильной и давней неприязни, каковая бы объяснила его готовность даже в одиночку выступать против реабилитации Алкивиада. После того как ему не удалось переубедить собрание на Самосе, он в страхе за собственную жизнь написал письмо спартанскому наварху Астиоху в Милет, в котором уведомлял того о заговоре с целью вернуть Алкивиада, а также об обещании перебежчика добиться для афинян поддержки со стороны Тиссаферна и персов. Не зная о том, что Алкивиад уже покинул лагерь спартанцев, Фриних предполагал, что Астиох тотчас же возьмет Алкивиада под стражу и положит конец заговору. И хотя такой возможности у Астиоха уже не было, он тем не менее не мог пренебречь этим предостережением