в Эгейском море события заставили Тиссаферна изменить свое мнение о ситуации. Он отвернулся от Спарты, поскольку из двух противоборствующих держав она выглядела более сильной, а его стратегия предусматривала истощение обеих сторон конфликта. Жесткая риторика Лиха, возможно, также сыграла свою роль в том, чтобы сделать афинян привлекательной альтернативой, но, как показали события этой зимы, расчеты Тиссаферна были ошибочными: афиняне, хоть и уступая в численности, снова господствовали на море, а спартанский флот просто боялся с ними сражаться. Теперь Тиссаферна беспокоила не столько победа спартанцев, сколько то, на какие действия они могут решиться в своем отчаянном положении. Денег, собранных спартанцами на Родосе, не хватило бы для содержания корабельных команд пелопоннесского флота даже в течение одного месяца, а ведь они оставались там более восьмидесяти дней. Тиссаферн опасался, как бы спартанцы, после того как у них закончатся средства, «не были вынуждены дать морскую битву афинянам и не потерпели поражения или как бы афиняне и без него не достигли цели своих стремлений, коль скоро пелопоннесские корабли будут покидать воины. Больше же всего Тиссаферн опасался, что пелопоннесцы в поисках [пищи] станут грабить материк» (VIII.57.1). Он хотел держать спартанский флот под своим контролем в Милете, чтобы спартанцы защищали этот стратегически значимый порт от нападений афинян и чтобы все их действия были у него на виду.

НОВЫЙ ДОГОВОР С ПЕРСИЕЙ

Спартанцы жаждали примирения ничуть не меньше. Слухи о переговорах персов с афинянами становились все тревожнее, деньги подходили к концу, а зимние события показали, что, если у спартанцев и есть шанс разбить афинян на море, он целиком зависит от объемов той помощи, которую могут оказать персы. Поэтому в феврале в Кавне лидеры спартанцев обсудили с Тиссаферном условия нового соглашения. Как и предыдущие договоры, этот включал в себя пункт о ненападении, замечание о финансовой поддержке со стороны персов и взаимное обязательство вести войну и заключать мир сообща. Однако его отличия от прежних версий носили принципиальный характер. Договор должен был стать официальным, требующим ратификации правительствами обоих государств. Скорее всего, сам царь Дарий одобрил первый параграф, который звучал так: «Земля царя, какая находится в Азии, принадлежит царю; и о своей земле царь пусть располагает, как хочет» (VIII.58.2). При всей грандиозности заявленного, в этом месте отсутствуют какие-либо упоминания о европейских территориях, которые были включены в текст предыдущих соглашений, – уступка озвученному Лихом недовольству. И все же не было никаких сомнений в претензиях Дария на единоличное господство в Азии.

Одним из важнейших пунктов, отличающих это соглашение от предыдущих, было содержавшееся в нем указание на возможность использования «царских кораблей» (VIII.58.5). В более ранних версиях договора стороны исходили из того, что боевыми действиями будут заниматься спартанцы и их союзники, а на Великого царя лягут только финансовые обязательства. Однако в новом соглашении груз ожиданий военного успеха возлагался именно на флот Дария. Теперь его представители соглашались выделять содержание пелопоннесцам лишь до тех пор, пока не прибудет царский флот. После этого пелопоннесцы могли либо остаться на условиях самообеспечения, либо получить деньги от Тиссаферна, но не в качестве безвозмездной субсидии, а как заем, который предстояло выплатить по окончании войны. Войну же обеим сторонам надлежало вести вместе.

В прошлых столкновениях с греками персидские боевые корабли показали себя никудышным противником, и в конечном итоге персы их так и не задействовали. Но какими бы ни были их реальные возможности, твердое обещание подкреплений само по себе было решающим фактором в том, чтобы убедить Лиха, наряду с другими лидерами спартанцев, в необходимости принять соглашение, несмотря на то что сущностно оно не сильно отличалось от того, против которого он так яро протестовал.

Даже отказ персов от претензий на территории за пределами Азии не имел большого практического значения, ведь этот отказ никак не мог быть искренним. Спартанцы же официально отрекались от греков Азии, а также от своей роли освободителей, что было глубоко унизительным условием нового договора. Они не согласились бы на это условие, если бы неудачи военных кампаний, состоявшихся после сицилийской катастрофы, не убедили их в том, что иного способа выиграть войну не существует.

СПАРТАНЦЫ НА ГЕЛЛЕСПОНТЕ

Хотя никакого персидского флота так и не появилось, персидские деньги в самом деле помогли спартанцам вернуть себе инициативу. Известие о примирении, кажется, было встречено с энтузиазмом даже частью малоазийских греков. Поскольку спартанцы не могли бросить вызов Афинам на море, они избрали единственно возможный курс, отправив войско под началом стратега Деркилида по суше к Геллеспонту. Их первоочередной целью была милетская колония Абидос на азиатском побережье, но они надеялись, что, дойдя до проливов, им удастся поднять восстания по всему региону и создать угрозу для торговых маршрутов и линий снабжения афинян. По меньшей мере присутствие пелопоннесского войска на Геллеспонте должно было заставить афинян переправить свой флот из Эгейского моря на север, что вновь открывало возможность для восстаний в афинских владениях.

Деркилид добрался до Геллеспонта в мае 411 г. до н. э. и быстро организовал мятежи в Абидосе и соседнем Лампсаке (карта 24). Афинский стратег Стромбихид с двадцатью четырьмя кораблями, среди которых были грузовые суда с гоплитами, вернул Лампсак, но не сумел вновь захватить Абидос. В Сесте, что на европейской стороне, он обустроил крепость и «обратил… [город] в наблюдательный пункт над всем Геллеспонтом» (VIII.62.3). При этом ему так и не удалось выбить спартанцев с их плацдарма на этом критически важном морском пути.

Новая спартанская стратегия вскоре дала свои плоды и на эгейском направлении. Чуть ранее спартанцы отправили своего военачальника Леонта на замену Педариту в качестве командующего на Хиосе. Взяв двенадцать кораблей из Милета, он соединился с двадцатью четырьмя триремами хиосцев и так сформировал флот из тридцати шести судов. Против него афиняне послали тридцать два корабля, некоторые из них, впрочем, служили для перевозки войск и были малопригодны для участия в морской битве. И хотя в ходе самой битвы пелопоннесцы имели преимущество, они не смогли добиться решительной победы до наступления темноты. Блокада продолжилась, но теперь пелопоннесцы с союзниками показали, что в сражении на море способны добиться большего, чем просто ничья.

После этого Стромбихид был вынужден взять лучшую часть афинского флота и двинуться к Геллеспонту, оставив лишь восемь кораблей для наблюдения за морем вокруг Хиоса. Это придало смелости Астиоху, и тот смог незаметно пробраться мимо Самоса к Хиосу. Встав во главе объединенного флота, насчитывавшего более сотни боевых кораблей из Хиоса и Милета, он направился оттуда к Самосу и призвал афинян к сражению за владычество на море. Его новообретенное мужество было встречено очевидной робостью со стороны противника: афиняне отказались вступить в бой. По словам Фукидида, они не вышли навстречу Астиоху «вследствие царившей у них взаимной подозрительности» (VIII.63.2). То был намек на внутренний конфликт, незадолго до этого разгоревшийся в Афинах. Из-за него граждане разделились на враждебные друг другу партии, а дальнейшее существование города оказалось под угрозой. Ситуация резко и полностью переменилась: разрываемые междоусобицей Афины утратили контроль над морями и инициативу в войне.

ГЛАВА 28

РЕВОЛЮЦИОННОЕ ДВИЖЕНИЕ

(411 Г. ДО Н.Э.)

С самого начала боевых действий в 431 г. до н. э., на протяжении всех двадцати лет войны как в горячей, так и в холодной фазе афинский демос демонстрировал замечательное единство. Несмотря на жесточайшие лишения, вызванные невозможностью свободно пользоваться своими полями и загородными домами, вынужденной скученностью в столице, опустошительной чумой и, наконец, страшными потерями на Сицилии, афиняне удивительным образом продолжали жить без государственных переворотов и гражданских войн. Это положение дел оставалось неизменным целых сто лет с момента изгнания из Афин тирании. Казалось, что благодаря восстановлению господства на море, выглядевшему невероятным после сицилийской катастрофы, афинянам удастся устранить последствия той непродуманной военной кампании, вернуть себе утраченные города и вновь обрести надежду на победу в войне. Однако вмешательство Персии затмило эти перспективы. В 411 г. до н. э. враждебные афинской демократии силы, которые долгое время пребывали в состоянии полудремы, воспользовались нависшей персидской угрозой и амбициями Алкивиада, чтобы выступить против действующего строя.

По иронии судьбы в 411 г. до н. э. отмечалась столетняя годовщина избавления Афин от тирании, за которым вскоре последовало установление первой в мире демократии. За это