Однако в глазах многих венецианских аристократов не это являлось высшим достижением Венеции. Самым драгоценным признавалась жизнеспособность республиканской системы правления. Хотя в Венеции не было единой конституции, традиции политического поведения были основаны не только на отдельных законах, но и на традициях. Они включали в себя контроль над тем, чтобы к власти не приходили люди безответственные, что стало характерно для многих городов-государств. Кроме того, в Венеции существовала традиция, по которой власть по праву рождения принадлежала аристократам. Путь к верховной власти прокладывался не с помощью жадности и непомерных амбиций, а благодаря одобрению собратьев по правящим кругам. Не приветствовался как излишний популизм, так и служение корыстным интересам наиболее жадных и наименее образованных представителей знати. Республика требовала добродетели, как позже писал Монтескье, сведшей к единственному слову суть республиканской системы правления. В XVI веке некоторые наблюдатели объясняли успехи Венеции тем, что венецианские аристократы якобы ставили превыше всего гражданский долг и служение обществу.

Подобно современным демократическим идеалам, венецианский республиканизм требовал больше добродетели, чем можно обнаружить, изучая повседневную политику. В то самое время, когда так идеализировали политическую систему Венеции, многим венецианским аристократам казалось, что республика проявляет тревожные признаки разложения. Многие чисто венецианские «изобретения», например тайное голосование, усовершенствовали, дабы избежать коррупции. Контраст между нереализованными, но не забытыми идеалами, с одной стороны, и вниманием к личным и групповым интересам, с другой стороны, делал венецианскую политику вполне современной по духу, хотя она и отличалась своеобразием в деталях.

Все перемены, ведшие как к повышению отдачи, так и к борьбе с коррупцией, проходили в рамках аристократической системы, сложившейся в начале XVI века и окончательно сформировавшейся после ряда кризисов в годы войны за Кьоджу. Дожа называли Государь (Il Principe), однако он ничего не мог предпринимать без одобрения своих советников. Аристократы, которые могли попасть в советы, происходили из семей, составлявших 6–7 процентов населения города. Их суверенная власть, по факту давно установленная, получила полное символическое выражение после отмены Генеральной ассамблеи. А в 1423 году Большой совет провозгласил, что его указы, даже если они меняют основные законы, имеют силу без церемониального общенародного одобрения. Слова «угождать вам» убрали из вступительной речи каждого вновь избранного дожа, выбранного комитетом из сорока одного аристократа. Меняющийся дух республики отразился и в ее названии. В 1462 году клятву дожа изменили, убрав из нее ссылки на Венецианскую коммуну. Венецию, а также, в собирательном смысле, ее правительство стали горделиво именовать Сиятельнейшей.

Хотя аристократия увереннее демонстрировала свою независимость, доступ в ее круг стал более ограниченным. Новые семьи после 1381 года больше не принимались. В 1403 году предлагали принимать в Большой совет новую семью «урожденных граждан», представителей среднего класса, после того как пресекался какой-либо «старый» род. Однако предложение отклонил Совет дожа. Аристократы из городов, подчиненных Венеции, например Вероны, не принимали никакого участия в управлении; им отводили лишь второстепенные роли в их родных городах. Очень редко, по особому личному разрешению, кого-то из них допускали в венецианский Большой совет, однако другие советники не принимали новичков в свои ряды; их не выдвигали на высокие посты.

Хотя сама по себе аристократия была наследственной, в кругу венецианской знати не было расслоения. Настоящие различия, связанные с размером богатства, естественно, были разительными и болезненными. Они проявлялись в драгоценностях и нарядах женщин и молодых людей, которые объединялись в общественные клубы, называвшиеся «обществами чулок», так как члены каждого из них в знак отличия носили чулки особого цвета. Экстравагантность и демонстрация богатства ширились, несмотря на то что были запрещены законами, регулирующими потребление предметов роскоши. Дома и мужчины и женщины носили самые разные костюмы, а женщины не жалели средств и усилий, наряжаясь на выход. Но зрелые аристократы ходили в простых черных мантиях или тогах – кроме магистратов, которым полагалось носить мантии красного, фиолетового или пурпурного цвета. Таким образом, одежда символизировала равенство всех аристократов, кроме тех, кто возвысился временно, благодаря занимаемой должности. По закону все аристократы имели право быть избранными на любую государственную должность, за исключением тех, кого признавали непригодными из-за преступлений, неуплаты налогов и других нарушений.

Браки аристократов с простолюдинами случались довольно часто, благородство происхождения определялось по отцовской линии. Если мать была служанкой или проституткой, ребенка нельзя было зарегистрировать в «Золотой книге», куда благородные родители заносили сыновей, дабы подтвердить право их вхождения в Большой совет. Однако, если мать-простолюдинка была законной дочерью богатого купца, мастера-ремесленника или «урожденного гражданина», трудностей с регистрацией не возникало. Матери двух богатейших дожей, Антонио Гримани и Джованни Бембо, были простолюдинками. Примечательно также, что в текстах законов, связанных с налогообложением, не проводилось различий между простолюдинами и аристократами. И тем и другим было запрещено экстравагантно одеваться. На деле самые богатые простолюдины носили те же простые черные тоги, что и аристократы. Таким образом, и одежда, и браки размывали границы между аристократами и верхним слоем среднего класса.

Успех правительства, куда могли попасть несколько тысяч аристократов, наделенных равными правами, отчасти связывали с венецианской системой взаимосвязанных советов. Распределение власти между ними отрицало привычную для нас систему трех ветвей власти: законодательной, исполнительной и судебной. Все три ветви власти в разной степени были представлены на всех уровнях властной пирамиды. Например, Большой совет не только голосовал за поправки к законам, но и определял голосованием вину государственных служащих, а также назначал на должности и даровал прощение по установленной процедуре. Если какой-либо другой принцип, помимо традиции, и управлял разделением власти между советами, то его можно назвать сочетанием оперативности, осмотрительности и широкого представительства.

Все аристократы, кроме священнослужителей, к 25 годам становились членами Большого совета. Многие попадали туда и раньше, так что численность Большого совета была внушительной. В 1500 году в Венеции проживало около 2500 аристократов. На заседаниях Большого совета иногда собиралось свыше тысячи человек. На заседаниях проходили назначения на должности; кроме того, там одобряли акты низших советов.

Так как Большой совет был слишком велик для плодотворных дебатов и взвешенных решений по таким вопросам, как война и мир, вооружение и переговоры, законы, займы и налоги, совещательную функцию передали сенату. Состоявший вначале из 60 человек, выдвигаемых и избираемых на Большом совете, сенат вскоре был увеличен. В него вошел Совет сорока, который также исполнял обязанности апелляционного суда по уголовным делам. Кроме того, в сенат вошли еще 60 человек, называемые «зонтой». Зонту выдвигали сенаторы, чей срок службы подходил к концу. Практически все важные посты занимали, в силу своего положения, члены сената во время или по окончании срока своей службы. Послы и флотоводцы допускались в сенат с первого дня их службы на должности до конца года, следующего после истечения срока их назначения. Короче говоря, все аристократы, занимавшие сколько-нибудь важные должности, получали место в сенате. Количество сенаторов выросло до 300 человек, из которых 230 имели право голоса. Правда, у сенаторов имелось столько прочих обязанностей, что для кворума необходимо было присутствие всего 70 человек, а в голосовании обычно принимали участие около 180. Хотя срок службы сенатора составлял всего год, многих выбирали в сенат снова и снова, что обеспечивало преемственность и служило залогом того, что решения принимаются информированными и опытными людьми.