очередному сражению, простая возможность быть рядом и не задумываться о том, что говоришь, не бояться в любой момент услышать гневный окрик приводила ее в состояние едва ли не утопического счастья. Хотя, конечно, нельзя сказать, что она совсем не следила за тем, что говорила, и совсем не ждала окрика – слишком сильна оказалась привычка. И тем не менее с ним было легко. Легко быть самой собой. Она взяла за правило не притворяться. Либо Кощей принимает ее такой, какая она есть, либо они расстаются. И так хорошо это оказалось! Не нужно было изображать кого-то. Подстраиваться. Продумывать и просчитывать. И все сэкономленные на этом силы можно было потратить на то, чтобы наслаждаться жизнью.

На заднем дворе Кощей, скинув кофту, рубил дрова, чтобы затопить баню. Двор был просторный, только пустой. Увидев его впервые, Василиса подумала, что здесь можно было бы разбить сад. Да и вдоль дорожки, ведущей от калитки, хорошо бы смотрелись цветы. Ах, мечты, мечты…

Она присела в плетеное кресло и принялась разглядывать Кощея. В том, что он делал, было нечто простое и хорошо знакомое, а оттого особенно приятное ей. Она вообще заметила, что Кощею нравится физический труд и он никогда не использует магию, если мог сделать все сам. Он с большой охотой готовил еду – и готовил прекрасно! – убирал снег, рубил дрова. И это доставляло ей отдельное удовольствие. Она была убеждена, что мужчина должен не только уметь работать руками, но и любить это делать.

Кощей не был красив в том смысле, какой обычно вкладывали в понятие мужской красоты в ее родном Тридевятом. Богатырским размахом плеч он похвастаться не мог. Как и точеными чертами лица, волевым подбородком и ясным взором. Но Василисе нравилось на него смотреть. Худощав, зато подтянут, мышцы выделяются не сильно, но стоит ему напрячься, как они проступают рельефом. Когда два месяца назад она сказала, что у него красивые руки, то не покривила душой.

Кощей расколол последнее полено, вогнал топор в пенек, распрямился и вытер пот со лба. Она залюбовалась.

– Пошли топить, – позвал он.

Баня Василисе тоже нравилась. Здесь было чисто и пахло деревом. Кощей зажег на пальце огонек и отправил его под поленья в топке печи, прикрыл бумагой и корой и проследил за тем, чтобы огонь занялся. Закрыл тяжелую чугунную заслонку. Василиса смотрела и не могла оторваться. Месяц назад он сказал ей, что они поговорят, когда она его захочет. Что ж, кажется, она созрела для этого разговора.

– Ну вот, – сказал Кощей. – Через час протопится, и можно идти.

Позвать его с собой?

Их первая попытка все еще не давала ей покоя. Тот вечер подходил к концу, и Василисе так не хотелось, чтобы он уезжал, хотелось задержать, но она не знала, как это сделать… И тогда подумала: а что она, собственно, теряет? Рано или поздно они все равно должны были оказаться в одной постели. Кощей никак не торопил ее, но она давно не была ребенком и прекрасно понимала, что, будучи мужчиной, он не станет с этим затягивать, особенно после того, как она заявила, что не планирует снова выходить замуж. И проще было подойти самой, чем если бы подошел он – и в тот момент, когда она совсем не готова. Ей даже было интересно, как это будет с ним. Она не боялась, когда садилась к нему на колени. И ей не было противно. Но потом все начало происходить слишком быстро. Захотелось остановить его хотя бы на несколько секунд, но Василиса не смогла, даже когда Кощей спросил прямо – не смогла. Ивану не нравилось, если она начинала открыто показывать нежелание, и она научилась его скрывать, и теперь оказалось, что годами пестуемое умение терпеть не прошло бесследно, а превратилось в неоспоримое правило, заставившее онеметь. Василису накрыло дежавю, оно снежным комом прошлось по ощущениям, подмяв под себя все, что еще могло доставить удовольствие. Однако она слишком давно не контролировала себя, чтобы полностью справиться с эмоциями и с выражением лица. Выдала себя.

Уже позже она поняла, что Кощей это заметил и именно ее нежелание его и остановило. Но сначала испытала замешательство и ужас: почему он ушел, что она сделала не так? Отчего так разозлился? Она ему не понравилась? Так быстро? Или ее страхи оправдались, и все, что ему нужно было, – это заполучить ее в постели? Но почему тогда не довел дело до конца?

В голове было пусто, в груди тяжело, в ушах звенело.

Василиса оделась – неспешно и аккуратно, села обратно на диван и сидела так, уставившись в цветы на обоях, прячась в них. Еще один навык, призванный спасти ее. Почему-то она думала, что они разбегутся, поссорившись. А все вышло вот так. А потом Кощей заколотил в дверь, и она испытала огромное облегчение оттого, что он вернулся, даже если это и означало, что он передумал и сейчас ей придется снова немного потерпеть.

Провожая его домой утром, она снова попыталась извиниться, потому что действительно чувствовала себя виноватой: сама же все начала. К тому же было немного страшно: а вдруг он больше ее не захочет? Ведь вряд ли тогда он останется с ней…

– Ты не обращай на меня внимания, – попросила Василиса. – Просто делай что хочешь, я…

– Какая чудесная перспектива: не обращать внимания на женщину в своей постели, – раздраженно ответил Кощей. – А зачем вообще тогда все это?

И он ушел, оставив ее размышлять над этим вопросом. Зачем все это? Иван требовал от нее выполнения супружеского долга, и она не могла ему отказать. Первую брачную ночь она предпочитала не вспоминать. Где-то в начале супружеской жизни они пытались быть ласковыми друг с другом, но все их попытки быстро закончились, похороненные под чередой взаимных упреков и все больше разрастающейся ненавистью. Василиса воспринимала его посещения как необходимое зло. Просто перетерпеть.

Могло ли быть по-другому? Да, судя по всему, ведь периодически она вспоминала, как именно Кощей целовал ее в тот злополучный вечер, и ловила себя на том, что желает снова это испытать. Да и на работе перед глазами то и дело мелькало живое подтверждение этому: Настя, которая однажды за завтраком, отчаянно зевая, призналась, что Сокол не давал ей покоя полночи и теперь ей хочется закрыться у себя в кабинете и проспать весь день на диванчике, а то вдруг вечером им захочется повторения. Василиса подавилась бутербродом, а Настя выглядела абсолютно довольной жизнью. Если бы Иван не давал ей покоя полночи… Вряд ли бы наутро она улыбалась так же.

Однако был еще один момент, который сильно ее смущал. Близость с мужчиной была чревата последствиями. Вопрос о том, помнил ли Кощей о ее нежелании иметь детей и как собирался выполнять эту часть их уговора, оставался открытым. Наверное, надо было самой сварить зелье. Но у нее не было нужных ингредиентов, а ранней весной в лесу почти ничего не соберешь.

Возможно, стоило просто поговорить об этом, но Василиса стеснялась. Мужчина же. С мужчинами такое не обсуждают.

– Ты сегодня тихая, – заметил Кощей. – О чем думаешь?

– О тебе, – честно ответила Василиса.

После памятного вечера на кухне периодически она устраивала себе и ему такие марафоны честности. Говорила как есть, стараясь особо не задумываться над словами. Как правило, это приносило положительный результат.

– Польщен, – усмехнулся Кощей. – И какие мысли обо мне тебя не отпускают?

– Пойдем со мной в баню, – выпалила она.

Судя по всему, этот раз был не таким. Благодушное настроение с Кощея как ветром сдуло.

– Василиса…

– Я больше не буду как тогда! – поспешно пообещала она.

О да, в этот раз она будет готова и, если что, себя не выдаст.

Кощей потер переносицу, и ей показалось, что он выругался. Она встала с лавки и подошла ближе, обняла, попыталась поцеловать, но он отвернулся. Никогда бы она не подумала, что ей придется уговаривать мужчину лечь с ней в постель. Особенно этого мужчину. Воистину, жизнь умеет преподносить сюрпризы.

– Я придумала тебе имя, – сказала она, закрывая глаза и прижимаясь к его груди. – Вернее, сокращение имени.

– И какое?

– Кош.

Тишину вокруг нарушало только пение птиц на улице. И с закрытыми глазами ей казалось, что они остались в мире совсем одни. И так хорошо это было.

Кощей неожиданно крепко обнял ее в ответ.

– Можешь звать так, если нравится, – разрешил он, и Василиса ощутила, как он расслабился.

Вот и пытайся теперь понять, что