направление. В последнее время глава Конторы был не то чтобы груб с ней – скорее несдержан более, чем обычно. Василиса никак не могла понять причины такой перемены, и это ее расстраивало. Кощею она ничего не говорила. А теперь это и вовсе было не важно, потому что Кощей вряд ли обрадуется ее поездке, а она не могла упустить такую возможность.

Кончик косы замер на мгновение в районе ее поясницы, но потом продолжил свое путешествие.

– И это так тебя возбудило, что ты набросилась на меня с порога?

Что? Она набросилась на него с порога, потому что ожидала несколько иной реакции, и ей просто захотелось заняться с ним сексом в последний раз перед крупной ссорой, которая могла привести к самым плачевным последствиям. А это что? Или он просто еще не дошел до той части, где сообщает, что запрет ее у себя дома и никуда не пустит?

Василиса повернула голову в его сторону. Вид у Кощея был безмятежный, разве что слегка задумчивый.

– Хочешь сказать, что отнесешься к этому спокойно?

– А как я должен к этому отнестись?

– Честно говоря, я была уверена, что ты будешь против.

– О! – понял Кощей, брови взметнулись вверх. – Так это был прощальный секс? За что тебя ценю – с тобой никогда не бывает скучно, ты полна сюрпризов.

Кто бы говорил…

– И когда ты отправляешься? – поинтересовался он.

Василиса села на постели и отобрала косу. Кощей не без сожаления, но отдал, и она испытала облегчение: на мгновение и правда поверила, что сверкнет глазами и утащит за нее к себе в подвал. Интересно, в этом доме есть подвал?

– В понедельник. Послушай… ты вообще не против?

– Ну, ты ведь вернешься? – пожал плечами он.

– Разумеется!

– Тогда в чем проблема?

Она могла назвать очень много пунктов, но вместо этого упала на Кощея сверху и крепко-крепко обняла.

– Спасибо, – выдохнула она, чувствуя невероятное облегчение. В момент, когда в ее руках оказалось заветное направление, она сжалась, словно пружина, предчувствуя неминуемый разрыв, и только сейчас поняла, насколько на самом деле боялась и не хотела, чтобы все закончилось. – Кош, а давай еще раз.

Кощей вздохнул:

– Ужин, Василиса. Он остывает в духовке, а я страшно голоден и ждал только тебя.

– А потом?

– Ненасытная… – пробурчал Кощей. – С кем я связался? До «потом» еще дожить надо. А если я сейчас не поем, то ничего не обещаю…

Ненасытная. Кощей оказался крайне чутким любовником, в постели был с ней ласков и внимателен, и потихоньку Василиса научилась расслабляться и действительно получать удовольствие от происходящего. А вместе с этим ответила на его вопрос о том, зачем все это, и поняла, как много упустила, и теперь, кажется, малость перегибала палку в своем желании наверстать упущенное. В любом случае Кощей ее рвение разделял не всегда, что порой было крайне досадно.

– Ну, ты ж бессмертный… – протянула Василиса, не желая сдаваться так просто.

Кощей ничего не ответил, отстранил ее, встал с кровати и принялся одеваться. Пришлось последовать его примеру.

* * *

Не то чтобы Кощей обрадовался ее отъезду. Скорее, решил, что это к лучшему и что он использует время с пользой, постаравшись стабилизировать свое отношение к Василисе и дистанцироваться от нее. Месяца более чем достаточно, чтобы вернуть эмоциональное равновесие и свести зависимость от ее присутствия на нет.

Это был прекрасный рациональный план. И он прекрасно работал всю первую неделю ровно до вечера пятницы. По вечерам в пятницу Кощей традиционно забирал Василису к себе на выходные, и в этот раз, вернувшись домой в одиночестве, неожиданно для себя ощутил глухое раздражение, с которым не смог справиться. Пытался работать, но ничего не вышло. В груди жгло, и не получалось ни на чем сосредоточиться. Выходные прошли ужасно. Василиса позвонила, и они проговорили час, но после этого разговора стало еще хуже. Она была нужна ему тут. Не обязательно все время рядом, но ему хотелось знать, что она в его доме, что он в любой момент может увидеть ее, дотронуться до нее, переброситься парой слов. Он думал о ней ежеминутно. И успокаивал себя тем, что это просто какое-то болезненное помешательство и рано или поздно оно закончится. Как простуда. Вот сейчас он в самом разгаре болезни, но дальше станет легче. Нужно просто перетерпеть. И еще как можно меньше общаться с виновницей его состояния. И это пройдет. Не может не пройти.

Как бы не так.

Всю следующую неделю он ходил злой как черт.

– Константин Иосифович, – остановила его знакомая судья после судебного заседания, – хватит оправдывать свою фамилию, у нас и так о вас соответствующие байки ходят.

Кощей попытался улыбнуться, но и сам почувствовал, что вышло как-то не так.

– Случилось что? – нахмурилась Людмила Павловна. – Господи, да говорите!

– Не выспался.

– И поэтому чуть не откусили голову свидетелю!.. Все, идите и через месяц вернитесь сюда в благом расположении духа, а не то удалю из зала, и жалуйтесь потом сколько хотите.

Кощей слабо кивнул. Потом долго сидел в машине, пытаясь отдышаться. Отчитали как мальчишку. И ведь справедливо. Но на календаре снова была пятница. А легче ему не стало. Василиса отсутствовала две недели, и предстояло как-то пережить еще две. Еще четырнадцать дней.

Его замечательный план провалился. Понять бы почему.

На мгновение мелькнула шальная мысль: неужели приворожила? Для этого хватит и зелья, а как показала практика, с ними у Василисы проблем не было. С сомнением взглянул на браслеты. Что, если дело в них? В ответ они сверкнули оскорбленно. Мол, да как ты мог подумать такое о нашей создательнице?

И правда. Раз подумал, значит, не приворотное. Под приворотным да спустя столько времени думать уже не выйдет.

И все же… Все же…

Он вернулся домой и решил заняться чем-то привычным, только для себя. В результате потратил два часа, чтобы приготовить ужин, съел его в тишине – давился каждым куском, не позволяя себе выйти из-за стола раньше времени и особо остро ощущая свое одиночество, – и осознал, что все это и правда слишком далеко зашло. Захотел, понимаешь ли, тепла. Жил же как-то до этого, и ничего. И дальше бы прожил. Да, с Василисой было так, как не было еще ни с кем и никогда. Но от наркотиков тоже бывает хорошо, и все это знают, но ведь это не повод начинать, ибо есть и последствия. Он не замечал их, пока она была рядом, зато стоило ей уехать, и ломка не заставила себя ждать. На традиционное вечернее сообщение Василисы он не ответил. Лег в постель и ворочался до трех утра. А потом она ему явилась.

– Кош, ну что ты себя мучаешь? – шепнула она ему на ухо, и он ощутил движение пальцев по волосам. – Не надо…

Кош… Как быстро он привык к этому имени. Кощей притянул ее к себе, и Василиса с готовностью прильнула к нему. Открыл глаза. До чего ласково она смотрела. И ему в голову закралась крамольная мысль: он мог бы пустить ее в свою жизнь по-настоящему…

Кощей вздрогнул и проснулся. Глянул на часы. Он спал сорок минут. Всего лишь сон… Всего лишь бредовая мысль, навеянная усталостью и дневными думами. Вспомнил ощущение ее тела в своих руках и скрипнул зубами. Как же хотелось обнять, утонуть в идущем от нее тепле… Может, если прижмет к себе, то выспится наконец.

Нет, это было уже слишком! Если бы он не знал точно, что не может влюбиться, решил бы, что именно это и произошло.

С этим определенно нужно было что-то делать. Все, пусть знает свое место. Он будет отстранен и холоден, в конце концов, он ничего ей не обещал…

…Обещал, что она не пожалеет.

Кощей едва не зарычал. Что ж у него рядом с ней мозги-то совсем не работают? Уже давно не юнец, чтобы творить такие глупости из-за женщины!

Нет, все. Определенно, все. И вообще, возможно, стоит с этим покончить. Они разойдутся, и он успокоится. И не будет больше никакой Василисы, никто не потащит его в лес, не будет мешать спать разговорами, не станет нахваливать его кулинарные способности, не обнимет сзади и не поцелует в волосы, а ведь, как выяснилось, ему это очень нравится…

Кощей резко сел в постели, включил свет. Шагнуть к ней через зеркало? На Буяне стоял серьезный купол, его обязательно засекут, как потом объяснить, что он там забыл…

Пришлось действовать традиционным способом. И он взял сотовый и все-таки отправил ей СМС.

* * *

Буян Василисе понравился. Чудо что за остров. Прикрытый от чужих глаз взороотводящими чарами, наложенными самой Лебедью, он стоял посреди моря, и оно плескалось, искрилось и переливалось в лучах солнца всеми оттенками синего,