Взглянув в сторону остывающего трупа Ахилия, он вновь перевел взгляд на обреченную Серентию. Оба дрались за него, и не однажды. Дрались за него, верили в него, подобно многим другим…

Вдруг один из партанцев бросился на подмогу дочери Кира. Ром! Лицо обезображено сильнее прежнего, руки в ожогах… Подбежав к девушке, Ром обхватил ее, повис на ней всей тяжестью. Его примеру тут же последовал еще один из горожан, за ним еще, и еще. Их общая тяжесть замедлила, однако не остановила ее. Глядя на их ужимки, Люцион попросту рассмеялся.

Но не успел его смех отзвучать, как еще два десятка партанцев снова отважились бросить ему вызов, и на сей раз в ход пошли вовсе не вилы да топоры.

На сей раз в ход пошло то, что некоторые назвали бы не иначе, как магией.

Вокруг Примаса засверкали, взвихрились в воздухе отсветы волшебных сил. Откуда ни возьмись, появились камни. Толстый сук, угодивший прямо в миловидное лицо Люциона, безо всякого толку отскочил прочь.

Среди нападавших оказалась и Барта – глаза полны слез, губы сурово поджаты… В смятении Ульдиссиан отметил, что ее сына нигде поблизости нет. Оставалось только надеяться, что мальчишка, целый и невредимый, где-то в задних рядах.

– Вижу, вижу, задатки есть, – заметил Люцион, одобрительно кивнув нападавшим, несмотря на всю тщету их усилий. – Но, пожалуй, я предпочел бы испытать только одного, вон того, а обучение прочих начать с чистого листа. Чем меньше переучивать, тем лучше!

С этими словами он обвел горожан мрачным взглядом.

В тот же миг земля вокруг Барты с товарищами разверзлась, волна огненной лавы заслонила и ее, и еще с полдюжины человек. В ушах зазвенел их отчаянный крик…

– НЕТ!!! – во весь голос вскрикнул Ульдиссиан.

Из-под накрепко сомкнутых век по щекам неудержимо хлынули слезы, кулаки его в ярости забарабанили по земле, из груди словно бы сам собой вновь вырвался исполненный муки вопль.

– НЕ-Е-ЕТ!!!

Переведя дух, Ульдиссиан обнаружил, что вокруг снова царит мертвая тишина. В чем дело? Неужто в сравнении с тем, что случилось, меркнет даже резня, учиненная Люционом вначале? Не утирая мокрых от слез щек, сын Диомеда открыл глаза…

И, к безмерному собственному удивлению, увидел Барту с товарищами, вполне живых и здоровых. Вокруг них возвышалась кольцом стена спекшейся лавы, однако обжечь она очевидно, уже никого не могла: один из партанцев принялся крушить ее, пуская в ход то ноги, то кулаки.

Едва возблагодарив высшие силы за это чудо, Ульдиссиан обнаружил, что чудеса на сем не исчерпываются. Для начала, Серентия больше не шла к Люциону против собственной воли – Ром с остальными расторопно волокли ее прочь. Ну, а последнее – и, на его взгляд, в некоторых отношениях самое удивительное из чудес – касалось его самого.

Ульдиссиан уже не парил в воздухе. Только сейчас осознал он, что кулаками молотил по земле и коленями упирается в землю, и что все это сделал вовсе не Люцион.

Все это сделал он. Сам.

Лилит обманула Ульдиссиана… и этому вовсе не следовало удивляться. Теперь-то крестьянин догадывался: причина его неспособности противостоять ей заключалась в чувствах, которые он когда-то питал к ней. Воспользовавшись ими, Лилит и сумела до такой степени сломить его дух.

Опершись на руки, Ульдиссиан поднялся на колено. Устремленный на мучителя, взгляд его сделался страшен. Вероломство Лилит и Люциона, сложенное в уме воедино, исполнило Диомедова сына небывалой решимости.

– Довольно, – провозгласил бывший простой крестьянин, поднимаясь на ноги. – Довольно всего этого…

Примас больше не улыбался. В эту минуту истинная, чудовищная сущность демона отразилась на его лице явственно, как никогда.

– Не стоит дразнить меня, смертный. Сей благочинный, учтивый облик – лишь маска, не более. Бойся разгневать того, кто таится под ней…

– Ошибаешься, Примас… Люцион… брат Лилит, – покачав головой, парировал Ульдиссиан. – Это тебе следует опасаться навлечь на себя мой гнев.

Услышав это, демон громогласно захохотал, однако Ульдиссиан мог бы поклясться: его хохот – пустое притворство. Люциону ни к чему было выпускать человека из рук. Свободу Ульдиссиан обрел сам, и это значило, что его дар… нет, не дар – сила, унаследованная, как говорила Лилит, по праву крови, вовсе не выдумка и не обман. Быть может, сила эта не столь велика, не столь покорна ему, как он думал вначале, однако Лилит, сказав, будто без нее он – ничтожество, определенно, лгала.

– Убирайся, – резко бросил Ульдиссиан. – Убирайся живей, или покончим со всем этим здесь и сейчас.

Смех Люциона смолк.

Земля впереди снова вздыбилась, и на сей раз вся ее мощь сосредоточилась на Ульдиссиане. Туча раскаленного пепла окутала его с головы до ног, жгучий жар волной захлестнул тело, почва под ногами сделалась рыхлой, точно зыбучий песок.

Однако Ульдиссиан упрямо шагнул дальше, к противнику. За первым удавшимся шагом последовал новый. Плевать он хотел и на пепел, и на раскаленную докрасна землю… и потому ни то ни другое не причиняло ему никакого вреда.

Тут сын Диомеда почувствовал, что его вновь обретенная уверенность в собственных силах придает сил уцелевшим в противоборстве с демоном. Мало этого, живыми и невредимыми осталось куда больше партанцев, чем он полагал. В свою очередь воодушевленный всем этим, Ульдиссиан сумел сделать еще шаг, а за ним – еще и еще.

Преодолев половину разделявшего их расстояния, он с мстительным удовлетворением отметил, что Люцион невольно подался назад.

– Что же ты, Примас? Неужели откажешь мне в благословении? В благословении, подобном тому, дарованному твоим слугой Маликом доброму мастеру Итону, и его сыну, и не только им? – заговорил он. Стоило вспомнить об этом, удовлетворение схлынуло, сменившись невыразимым отвращением. – Похоже, тебе подобное по душе…

– Благословение ты получишь, – проскрежетал демон. Теперь в его голосе не слышалось ни малейшей учтивости, да и, если уж на то пошло, вообще ничего человеческого. – А после… а после я поужинаю твоими потрохами и напьюсь твоей крови из чаши, вырезанной из твоего хрупкого черепа…

Не успел он закончить, как от его внешнего подобия человеку не осталось даже следа. Новый вид Люциона внушал ужас, особенно Ульдиссиану – уж очень он стал похож на Лилит. Да, Люцион в полтора раза превосходил демонессу в росте, был много шире в плечах, но и его голову украшала грива из острых шипов, тянувшаяся книзу вдоль покрытой чешуею спины. Однако если хвост у Лилит имелся всего один, ее проклятый братец щеголял сразу тремя, от корня до кончика усеянными острыми, точно кинжалы, шипами длиннее Ульдиссиановой ладони.

Преобразившийся, Люцион шагнул Ульдиссиану навстречу, и сын Диомеда увидел, что ступни ему заменяют копыта – такие же, как у сестры. А вот ладони Люциона оказались другими: пальцы каждой, числом куда больше пяти, завершались когтями вроде барсучьих, однако обильно источавшими слизь, причем наверняка ядовитую.