- Они не всегда помогают, - сказал я.

- Значит, в такие моменты буду отпускать тебя бегать по лесу. Лучше уже ты будешь бегать чудовищем, чем ходить по всяким Нинель.

В голосе так четко прозвучала ревность. Я улыбнулся. Еще ночью не подумал бы, что буду улыбаться.

- Ты удивительная, Николь, – честно сказал я.

- А ты негодяй, – фыркнула она. - Ты вчера был готов меня выгнать. Ты хоть знаешь, как это было обидно, как мне было больно…

- Я не хотел тебе делать больно… - пытался я оправдать вчерашнюю сцену, хотя и понимал, что мне нет прощения. Уже сегодня утром я жалел о вчерашних словах. Я не был готов проститься с Николь. Она была так дорога мне с ее шутками, улыбкой, голосом, уверенностью в решениях.

- Но сделал, – зеленые глаза помутнели, Николь прикусила губу.

- Я иногда думал, - решил сделать я еще одно болезненное для себя признание, – что Кэтрин пропала по моей вине. Возможно, она видела меня ночь. Николь. Здесь рядом есть обрыв...

Дальше говорить не пришлось. Николь быстро подошла ко мне и обняла, уткнувшись лицом. Я почувствовал, как рубашка становилась мокрой от слез. Положил руку на волос и осознал, что впервые я не был один.

- Я не Кэтрин. Эта женщина была безумна. Если кто-то и виноват, то это твой отец и Эдвард, но не ты! Не сравнивай нас. Она никогда не любила тебя. А я люблю.

Дотронулся рукой до подбородка, заставил поднять мокрые глаза от рубашки на лицо. Я хотел видеть ее глаза, когда она говорит такие громкие слова.

- Любишь меня? Николь, я чудовище…

- И я тоже не подарок, – улыбнулась она сквозь слезы. – Я люблю тебя.

Повторила она искренне. В ее глазах пропала злость, обида. Осталась только нежность. Я подался вперед, чтобы почувствовать губы своей женщины. Настолько моей, что в ней не было и кусочка, принадлежавшего другому мужчине. Моя жена, моя любимая Николь.

Я чувствовал вкус ее слез, и мне хотелось сделать все, чтобы стереть их. Готов был на все, лишь бы она больше не плакала.

Моя Николь отвечала на поцелуй, страстно отдаваясь мне без остатка. Я никогда не растворялся так ни в одном человеке. Ведь для этого была нужна особая связь. Когда между людьми нет тайн, а только искренние чувства.

Николь первая дотронулась рукой до моей кожи. Нежные пальцы начали неумело расстегивать рубашку, и я помог ей, скинув не нужную одежду с тела. Вслед за рубашкой пошло платье.

Следы от мягкого корсета я чувствовал под своими пальцами, они сохранились на теле. Николь ведь его не снимала несколько дней. Прошел по быстро заживающим отметинам. Сжал тонкий стан до стона.

Вмиг на лице моей супруги появился стыд, и я поспешил стереть его своим поцелуем, оставляя следы на ее шеи, плечах и спускаясь ниже.

Она отвечала мне со страстью. Это было всепоглощающим настолько, что нам не нужен был ни матрас, ни кровать, только кинутое на пол платье и наша любовь.

Я старался быть нежным, терпеливым, чтобы не сделать ей больно. Поэтому остановился в момент, когда Николь стала полностью моей.

Она вздрогнула от этих ощущений. Я поспешил поцеловать ее ключицы, проведя одной рукой, по шее и вызывая мурашки, которые покрыли тело.

Я снова поцеловал ее в губы, контролируя страсть и уступая нежности. Моя Николь. Ее тело отвечало мне – дрожало от возбуждения и прикосновений. И когда настало время, ее губы шептали мое имя, которое сливалось со стонами.

Моя Николь, теперь вся моя.

***

Моя Николь – больше не моя. Там, за окном она целовала не мои губы. Не мои руки скользили по ее талии и не мне она отдала свою невинность.

Это был другой мужчина, мой старший брат. Грязный бастард!

Кулаки сами сжимались от злости, когти вытягивались в ладони. Хотелось ворваться в дом и прекратить все то, чего мне было не видно.

Влюбленная парочка перебралась на пол, и даже здесь, за окном, я чувствовал запах возбуждения.

Как же я хотел его убить… С первой встречи возненавидел его! А теперь он забрал у меня все!

Знай я каким боком мне вылезет последний отдых перед свадьбой, остался бы с Николь. Можно было и потерпеть…

А теперь я ничего не смог сделать! Не помогли даже письма… Не помогла даже правда!

После того как она увидела Дэйрона чудовищем, должна была сбежать ко мне. Я бы обиделся для вида, но принял.

А она приняла его. Зверем, чудовищем приняла. И сейчас ее руки ласкали его, она шептала его имя. А должна была шептать мое!

Злость застилала глаза, я еле держал себя в руках.

Но я так просто не сдамся. Верну ее, чего бы мне это ни стоило.

Кто бы подумал, каким удобным может быть пол, если тебя обнимает любимый человек. И каким тревожным может быть сердце, если у этого самого человека проблемы.

Одновременно, наслаждалась объятиями супруга и думала о его проклятье. Я была уверена, что это проклятье и никак иначе. Не верила в этот бред с силой и грязной кровью. Что-то мы еще с Дэйроном не знали, старший Лэстер точно был себе на уме, но что именно – разгадать вряд ли получится.

Сможет ли Эйз снять проклятье? А если нет? От одной мысли становилось плохо. Я буду с Дэйроном несмотря ни на что… Но думать о том, что любимый человек страдает, а ты ему ничем не можешь помочь, просто невыносимо!

И даже лежа в теплых объятьях, я чуть ли не плакала от воспоминаний, держалась только ради Дэйрона. Ему было сложнее, чем мне. Из грустных мыслей меня отвлек веселый голос.

- Леди Николь, я отнесла письма! – раздался голос Лиссы. Я вздохнула, стараясь не всхлипывать, и быстро утерла наступающие слезы, пока их не увидел Дэй. - Леди Николь, я войду?! – спросила она и ее макушка появилась в окне.

- Нет! - ответил Дэйрон, - подожди, сейчас!

Ситуация вышла настолько забавной, что развеселила меня. Мы одевались в спешке и со смехом. Подумать только, как может быть забавно, когда вместо нательной рубашки, пытаешься надеть рубашку мужа.

- Ох уж эта Лисса, – с сожалением сказал Дэйрон, быстро целуя меня в губы.

– На самом деле она вовремя, Дэй, – сократила имя супруга как делала это Маркус, и мне это понравилось. – Нам нужно готовить дом к приему. У нас очень много дел!

Работы, и правда, было много. Стоило впустить заждавшуюся Лиссу, жизнь закипела не оставляя и минуты на мысли. Трудились все, даже я. Вчера мы даже не успели поесть, поэтому перебивались бутербродами в свободную минуту, которых было очень мало.

Ведь перенести нужно было огромное количество вещей, среди которых были и маленькие картины, статуэтки и прочая утварь.

Тащить все это оказалось крайне сложно. Продираться через заросшие кустарники довелось нам не один раз, прежде чем рабочие все прорубили. Переносить стало легче.