Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 1973 году во время тура Foxtrot мы с Питером Гэбриэлом поехали на историческое место, чтобы посмотреть, насколько реальность отличалась от голливудского мифа. Это было невероятно волнующе – увидеть собственными глазами культовый фасад церкви Аламо; место тринадцатидневной кровавой блокады представлялось мне священным. Я не мог дождаться момента, когда вернусь туда. По дороге туда я встретил ясновидца, который был убежден, что в предыдущей жизни я был одним из тех 185 защитников – гонцом Джоном Смитом. Я, конечно же, с недоверием отнесся к этому, хотя в детстве я обычно заканчивал все свои игры этой тематики тем, что поджигал игрушечных солдатиков – как я позже выяснил, именно эта судьба и была уготована техасцам во время той битвы.
Во время другого тура по Америке примерно в середине восьмидесятых я гулял по Вашингтону, DC, и забрел в магазин под названием «Галерея истории». В нем продавались исторические документы; среди нацистских военных орденов и подписанных Бетховеном партитур я нашел письмо, написанное Дэви Крокеттом. Оно стоило 60 000 долларов. Крокетт был моим кумиром, но я не мог позволить себе потратить такое количество денег на кусочек бумаги, несмотря на то что это было настолько волнительно для меня.
Но это возбудило во мне большое любопытство, и я начал искать другие реликвии и памятные вещи, связанные с той битвой. Однако первый сувенир из Аламо появился у меня только в канун Рождества 1995 года; это был подарок от Орианны – седло вышеупомянутого Джона Смита. Он отвозил последние письма и не был в Аламо, когда она пала 6 марта 1863 года, и я даже представить не мог, сколько это седло прошло миль во имя штата Техас.
С тех пор я коллекционировал все памятные вещи, связанные с Аламо, без раздумий покупая оружие и документы, когда была возможность и позволял бюджет (и зачастую когда бюджет не позволял).
И вот в 2004 году, понимая, что, возможно, я в последний раз гастролирую по Америке, я арендовал небольшой самолет, чтобы посетить любимую достопримечательность. Я потащил с собой Орианну, трехлетнего Ника и Дэнни Гиллена. Когда мы направлялись к выходу после полуторачасовой частной экскурсии по Аламо, я заметил магазинчик недалеко от северо-восточного края крепости – места, где прошло самое кровавое сражение.
Внутри исторического магазина я заговорил с его менеджером Джимом Гимарином. Это было началом большой дружбы и плодотворного союза – впоследствии Джим будет помогать мне в моих поисках реликвий.
Некоторое время спустя Джим упомянул, что земля под его магазином (он арендовал помещение для него) никогда не была подвергнута раскопкам. Он был в этом уверен. Поэтому я сделал очевидную вещь – я купил магазин, чтобы провести свои арехологические изыскания.
Под магазином мы нашли настоящий клад артефактов: личные вещи солдат, пуговицы, подковы, зубы (как людей, так и животных). Мы почистили эти вещи и составили их перечень, затем восстановили пол и отремонтировали магазин. Сейчас в нем есть аккуратная модель Аламо 200-летней давности, и этот магазин привлекает множество туристов, для которых проводится озвученная мной экскурсия.
* * *
После американской части тура The First Final Farewell я на два месяца отправился домой, а затем, 1 декабря 2004 года, в Женеве, родился Мэттью Томас Клеменс Коллинз. Я снова стал отцом, и я был на седьмом небе от счастья. Казалось, что все мои старшие дети были так же счастливы, как и я, и, наконец, я был близок к завершению гастрольной жизни музыканта и собирался с готовностью принять на себя роль отца-домоседа, помогающего своей жене воспитывать маленьких детей.
Я оградил себя от работы до октября 2005 года, когда мы отправились на завершающую часть тура, начинавшуюся в «Саку Суурхаль» в Таллине, Эстония. Концерт был грандиозным. Конец гастролей был особенно прекрасен, не в последнюю очередь потому, что я выступал в тех местах – Эстония, Литва, Финляндия, – где никогда не был. Мой слух не подводил меня, что также придавало мне сил. Все отлично провели время. Я заканчивал карьеру? В таком-то возрасте (мне было всего пятьдесят четыре на момент окончания тура)?
Но мое решение остановиться было окончательным. Я сказал, что это конец. Я должен был сдержать слово и вернуться домой. И это будет справедливо – пока я ездил с туром The First Final Farewell, Орианна сидела дома. Сначала она была беременна и заботилась о ребенке, а затем ухаживала за новорожденным и заботилась о ребенке. Без своего мужа ей пришлось очень несладко.
Я считал дни до того момента, когда закончу прощальный тур, навсегда оставлю сцену, приеду домой и устроюсь на работу, которую я всегда так страстно желал, но которой так и не смог ни разу по-настоящему насладиться – отцовство. На полный рабочий день. До этого в обоих случаях – с Саймоном и Джоули, а затем с Лили – мне не удавалось быть полноценным отцом, сорок часов в неделю. Мы все заплатили большую цену за это. В этот раз я собирался все сделать правильно со своими детьми, с моими двумя мальчиками. Я был полон любви и хотел подарить ее им. Мне нужно было многое восполнить в своей жизни. Настало время семьи.
Одновременно с этим Орианна очень много думала и переживала по поводу будущего. Она была уверена, что мое решение завершить карьеру было кардинальным – больше никакой работы для меня и ни для кого.
Но Орианна не хотела окончательно оставлять свою работу, полностью посвящать себя материнству и постоянно проводить время дома с бездеятельным, праздным пенсионером. Она была творческой личностью, имела степень магистра в сфере международного менеджмента и степень бакалавра в области торговых отношений, и также опыт управления собственным бизнесом – организующей мероприятия компанией O-com.
Именно ее активность и деятельность послужили для нас в 2000 году толчком для создания благотворительной организации. На протяжении многих лет я получал письма от детей, которые просили у меня совета по поводу того, как им попасть в музыкальную индустрию, но я даже не знал, что им сказать и как им помочь, поэтому просто давал им парочку контактов. Однажды вечером мы с Орианной обсуждали это и в итоге разработали план по созданию фонда, который помогал, направлял и давал бы советы детям в области спорта, искусства и музыки. Мы связались со своими друзьями из этих сфер и попросили их быть наставниками в той области, в которой они работают. Так появился фонд «Литтл Дримс».
Учитывая все это, очевидно, что Орианна не особо разделяла мое желание прекратить работу и устроиться поудобнее дома в комфортном кресле. Представляю, что она думала: «Я на такое не подписывалась!»
Помимо постоянного страха и множества сомнений у нее начались резкие перепады настроения. Она чувствовала себя непривлекательной и никому не нужной. Мне неприятно признаваться в этом, но я не проявлял особого сочувствия к ней. Я постоянно вспоминал отношение моего отца к любым проблемам – он говорил: «Соберись и возвращайся к работе».
Страх Орианны по поводу того, что же будет с семьей после окончания моей карьеры, перемешивался с ее послеродовой депрессией, и поэтому, когда я приехал домой после первой половины тура, мы с ней были в абсолютно разном расположении духа. Наши отношения становились более напряженными, мы были измотаны, недопонимание между нами все росло.