Телохранители разошлись на все четыре стороны, я ждал, всторонке раздался удивленный голос:

– Володька!.. Вот уж кого не ожидала встретить в этомрайоне!

В трех шагах замедлила шаг и остановилась Кларисса, ее подлокоток держит и довольно улыбается мужчина средних лет, с полными розовымищеками, улыбка сытая, одет очень тщательно, я не знаю, какой сейчас писк вподборе цветовой гаммы галстука, носков и ремня, но уверен, он им соответствуетполностью.

– Привет, Кларисса, – ответил я.

Машина остановилась у бордюра, водитель остался за рулем,телохранитель выскочил с переднего сиденья и открыл заднюю дверцу. Я медлил,всматриваясь в эту женщину, что стала еще краше, выглядит довольной, одета сиголочки, фигура у нее все такая же безукоризненная…

– Ты здесь работаешь? – поинтересовалась онащебечущим голосом. – Кстати, это Стивен! Вы не знакомы?

Я пожал руку Стивену.

– Я много слышал о вас от Клариссы. Она всегдавосторгалась вашей целеустремленностью.

Он довольно улыбнулся, хотя догадывается, что брешу, какпопова собака, но ласковое слово и кошке приятно.

– Ты похудел, Володя!.. – заявила Клариссакатегорично. – И выглядишь просто ужасно. Нельзя так изнурять себя.Правда, Стивен?

– Да, – ответил тот жирным голосом преуспевающегослужащего среднего звена. – Нужно вовремя отдыхать, чтобы все было втонусе.

Он заговорщицки усмехнулся, намекая, что именно за тонус онимел в виду, я кисло усмехнулся, почему-то раздражает мысль, что он приведетсейчас Клариссу домой и будет ее трахать, а в перерывах будут перемывать мнекости, как я хреново выгляжу, как постарел за пару лет сразу лет на десять, какудачно и мудро она поступила, что ушла от меня к нему…

– Когда отдыхать, – ответил я и ощутил, что голосмой прозвучал в самом деле замученно, – вот впервые на небо глянул запоследний месяц… Вам хорошо, а мне… гм…

Кларисса сказала нежно:

– Все-таки, дорогой, не изнуряй себя так. Мы все к тебехорошо относимся! Ведь правда, Стивен?

Тот важно кивнул:

– Да-да, Кларисса говорила много хорошего о тебе тоже.

Я развел руками.

– Сейчас будет говорить еще больше…

Они сочувствующе усмехались, о поверженных и о тех, когообогнали на жизненном пути, говорят всегда с удовольствием и только хорошо, ибоуже не соперники.

– Ну давай, – сказала Кларисса нежно, – ещеувидимся. Мир тесен!

Она дружески чмокнула меня в щеку, пахнуло дорогими духами.Они пошли по залитому солнцем тротуару, выложенному изразцовыми плитками в томрайоне, что закреплен за концерном «Реальный Мир», а я проводил долгимвзглядом, чувствуя, как нечто забытое колыхнулось и начало подниматься сглубины души.

Телохранители не шевелятся, я прошел к машине и, ужеопускаясь на сиденье, увидел, как оглянулась Кларисса. По-моему, успелаувидеть, в какую машину сажусь, а может, и не смотрела именно на меня, как мнепочудилось.

Машина тронулась с места и понеслась, быстро набираяскорость.

Ворпед вошел в кабинет и остановился у порога с видомпровинившегося школьника. Я посмотрел хмуро, Ворпед обычно не лезет спроблемами, решает сам. И если пришел, то неприятность не самая мелкая.

– Шеф, – сказал он просительно, – у наспроблема.

– Говори, – буркнул я. – Только иди сюда исядь. Или тебя за дверью кто-то слушает?

Он приблизился, осторожно опустился на самый краешек кресла.

– Серьезная, – сказал он, понизив голос.

– Да у нас все серьезное!

– Архисерьезное, – ответил он шепотом. – Какговаривал дедушка Ленин. О сексе.

– А-а-а, – сказал я, – тогда давай еще тише.Дверь хорошо закрыл? А то сейчас все сбегутся, уши развесят, слюни распустят…

Он вымученно улыбнулся, развел руками, покачиваясь накраешке кресла, как попугай на жердочке.

– Никак баланс не удается выставить! Это не дамаги идебафы, там все просто, даже сдирать не пришлось, а тут и содрать не у кого, мыпервые. Так с позами и движениями все в порядке, ребята поработали с чувством исо знанием дела, с полной отдачей, так сказать… но мы все ограничили рамкамидома и постелей…

Я поморщился.

– Забыл, какой бой пришлось выдержать с правозащитнымиорганизациями? А с юристами? А с депутатами?.. И то едва-едва отстояли, чтобыдопустили к продаже хотя бы с категорией «восемнадцать-плюс».

– Да я понимаю… Но времена меняются! Вон уже все большена улице голых ходит. Надо и нам послабление сделать.

– Нам?

– Ну и им, какая разница?

Я спросил с подозрением:

– Чьи интересы лоббируешь?

– Нашего бюджета, – ответил он скорбно. –Сейчас в моде экстремальный секс…

– Это как?

– Не так, как ты подумал, по глазам вижу. Имеются ввиду лишь необычные места. К примеру, на движущемся эскалаторе, на крыше дома,в автобусе или в вагоне метро, на скамейке перед зданием Государственной думы…

– А, – сказал я, – слышал. Даже по жвачникупоказывали пару, что пыталась в свободном падении, когда из самолета прыгнули…Ни фига не получилось. И что ты хочешь? Мы не можем допустить, чтобы трахалисьна улицах города.

Он спросил проникновенно:

– А почему нет? Разве борьба за нравственность – нашапроблема? К тому же сегодня она одна, завтра другая. Моя бабушка крестится иплюется, когда видит голых девок на улице, а мне уже как-то и ничего. Привык.Если ничего особенного, то и не оглядываюсь даже. Сейчас и такие началираздеваться, что ни жопы, ни рожи, а туда же – эксгибиционистки!

– Нет, – сказал я, – зачем нам лишниенеприятности?

– Ну сейчас разве что церковь возразит, да у нас ицерковь такая, что спит…

– Ну, подумать можно… но не обещаю, что пройдет.

– Спасибо, шеф!

Перед обедом я зашел в общий зал, где старая команда корпитнеразлучно, сказал громко:

– Эй вы, морды!.. Что, в самом деле никого неинтересует, что за этот квартал, а это всего три месяца, если кто не знает, нашкапитал с сорока миллионов возрос до восьмисот?..

Николай присвистнул, но как-то дежурно, а Ворпед спросилрассеянно:

– А это много или мало?

Я фыркнул:

– Это не высшая математика. Арифметику еще не забыли,надеюсь, миллионеры!

Кулиев, как обычно, помалкивал, в трудных ситуацияхпредпочитая, чтобы кто-то взял огонь на себя, наконец Аллодис сказал: