Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А после – на квартире Сержа и его подруги Риретты Мэтржан – скрывается после атаки на банк «Сосьете Женераль». Виктор отрицает его методы, он пускает из солидарности. Вскоре тот исчезает. А полиция находит забытый им револьвер.
Виктор в тюрьме. Его объявляют «мозгом банды Бонно». Это не так, но приговор суров: пять лет. Отсидев, он едет в Испанию, где служит в типографии и участвует в забастовках и неудачных восстаниях.
Тут он и берет псевдоним Виктор Серж. Подписывает им, то ли статью «Свержение царя» в издании «Terra y Libertad» («Земля и воля»), то ли – текст в защиту Фридриха Адлера, который крича «Долой абсолютизм, мы хотим мира!» убил премьера Австро-Венгрии Карла фон Штюргка и приговорен к смерти.
В феврале 1917-го Виктор едет во Францию, надеясь пробраться в революционную Россию. Но попадается. И 18 месяцев сидит под арестом. Но в 1919 году его обменивают на французского офицера, взятого ЧК. И он приедет в Россию, умытую кровью и истерзанную террором и хаосом.
Вообразите сюжет. Вот – он. Сходит с поезда на Финляндском вокзале. А вот – большевики. Держат курс на диктатуру одной – собственной – партии.
Меж тем, на Северную Коммуну идет генерал Николай Юденич. Город в ужасе и голоде. Он ощетинен штыками. События и дух тех дней Серж блестяще передаст в книге «Завоеванный город». Ему чужда красная бюрократия и власть большевиков. Но он влюблен в революцию. И, считает, что спасти ее могут только они. Поэтому и вступает в РКП(б). Впечатления о первых месяцах Республики Советов более или менее внятно передают Поль Вайян-Кутюрье, Жорж Дюамель, Леон Муссинак и Жак Садуль в его «Записках о большевистской революции». Но роман Сержа мощнее. Ведь в стане борцов за новый мир он не гость. А боец. Но, считая лютость гражданской войны страшной неизбежностью, он отвергает террор в мирное время, как «безмерную развращающую ошибку».
Он работает в Коминтерне, ведомом Григорием Зиновьевым и Анжеликой Балабановой, не оставляя литературную жизнь. Публикуется в европейской печати. Общается с Маяковским, Мандельштамом, Есениным, чей труп в «Англетере» видит одним из первых. В решающих для страны 1920-х годах Серж участвует в идейной борьбе на стороне противников Сталина – Левой оппозиции, созданной Львом Троцким, Карлом Радеком, Христианом Раковским и другими видными деятелями, куда хоть и недолго, входят Григорий Зиновьев, Лев Каменев и Надежда Крупская.
За участие в оппозиции в 1928-м его исключат из РКП(б). В 1933-м арестуют. И после восьми месяцев в тюрьме вышлют на Урал. А в журнале «Урал» – о, гротеск! – в 1989-м выйдет его роман о репрессиях – «Дело Тулаева». Первая публикация Сержа в России. А в 30-х он неустанно пишет прозу и стихи, но – «в стол». Остальное его время, пишет его биограф и переводчик Ричард Гриман «проходят в добывании хлеба и дров». Серж и его семья без средств. И без возможности их найти. Его жена Люба, героически деля с ним победы и беды, сходит с ума. А Виктор пишет романы «Завоеванный город», «Обреченные», «Буря» и книгу стихов «Сопротивление», посвятив ее товарищам по ссылке.
…ты сражался за свое спасение сам,
вместе с Чапаевым, Фурмановым,
с моим дружком Митей, ссыльным пьяницей,
на Урале, высвеченном рассветами, —
но и это вам не удалось.
И ваша горящая кровь гражданских войн,
и ярость ваших сердец, партизаны,
всё оказалось бы забыто, бедняги,
если бы не нашлись бойкие авторы,
услужливые охотники за славой и деньгами,
и не превратили бы это в незабвенные сценарии и романы…
Но Серж – не из этих последних. В стихотворении «Задыхающийся» поэт горюет о крахе надежд русской революции, расстрелянных у сталинской стенки, но расписанных по трафарету дешевыми чернилами советской пропаганды.
…«Гражданин! Куда они дели весь воздух, а?»… – вопрошает Серж. Ответа нет. Как и воздуха свободы. А значит, больше нечем дышать. Ни ему, ни соседям. Их образы войдут в книгу «Полночь века», написанную в 1939-м.
После убийства Кирова и начала Большого террора, Виктору грозит смерть. Его спасает ходатайство французских социалистов и «писателей-друзей СССР» Андре Жида и Ромена Роллана. В 1936 году ему разрешают уехать.
Но рукописи изымают. Сохраняются лишь стихи, которые он знает наизусть. И «Завоеванный город», переданный за рубеж тайно – частями – что во многом определяет структуру романа, сложенного из новелл, связь которых между собой видна не сразу.
Во Францию Сержа не пускают. И он селится в Бельгии с помощью видного политика и гуманиста Эмиля Вандервельде. Он вновь в борьбе. Его главный враг – тоталитаризм, что торжествует в Италии, Германии и СССР. О нем он «громко говорит правду, продолжая традиции русской революционной интеллигенции в момент, когда голоса русских коллег заглушены…»
Эта возможность есть. И он использует ее до конца – до падения Бельгии и Франции в 1940-м, когда Серж и его сын Владимир в «скорбном потоке слез» беженцев, спешат в Марсель и дальше – прочь от Гестапо, лагерей, смерти.
Победа нацистов – в том числе следствие политики сталинского Коминтерна, погубившей демократию в Германии, а после едва не приведшей к гибели международное левое движение. И это новое личное горе Сержа.
«Вот аллея нищих, – пишет он, – собравшая остатки революций, демократий и раздавленных умов». Ожидая отъезда на Вилле Бель-Эйр, он толкует с Андре Мальро и играет в сюрреалистические карты с Андре Бретоном. Первый останется во Франции и станет видным деятелем сопротивления. Второй укроется в Штатах. А Сержа с сыном примет Мексика.
Здесь он напишет важные тексты. В их числе – уже упомянутый роман «Дело Тулаева», который после назовут «уникальным детективом, где описан механизм работы сталинского аппарата» – системы подавления и контроля.
Исследователи считают, что «в этой книге нет другого героя, кроме страдающих масс», а «их запуганные вожди-бюрократы блестяще списаны с самой жизни». Роман навеян смертями Кирова и Троцкого, вскоре после убийства которого и написан. К этому времени их пути расходятся. Троцкий считает, что Серж «мирится с центризмом». Да, он отчасти пересматривает свои радикальные взгляды. Но остается убежденным противником эксплуатации и тоталитаризма.
Иные биографы включают роман «Дело Тулаева» в число книг, сформировавших жанр «агенты Коминтерна, в ужасе рвущие со Сталиным», который «используют чтобы убедить американских читателей в опасных последствиях русской революции». Но разве новость, что пропаганда легко «кооптирует», выворачивает