– Нифрон, не Персефона?

Малькольм улыбнулся, но не ответил.

– Она выйдет за него?

Бывший раб вздохнул.

– Некоторые вещи прекращаются сами собой. Не всегда это хорошо или честно, но другого способа починить то, что сломано, нет.

– И что же сломано?

– Мир, – серьезно ответил Малькольм.

Рэйт рассмеялся, однако его товарищ не шутил.

– Ну хорошо… и как же мир оказался сломан, или ты не знаешь?

– Я знаю. Поверь мне, отлично знаю. Это я его сломал.

Малькольм с самого начала являлся для Рэйта загадкой – суетливый, слабосильный человечек, знающий так мало и в то же время так много. Рэйт понимал: Малькольм лгал ему, – по крайней мере, не говорил всей правды, – но, как ни странно, его это совсем не волновало. Он не видел в Малькольме злобы, жадности или самодовольства. Непонятно, какую выгоду его друг мог получить от обмана. Похоже, никакой. В нем чувствовалась всепоглощающая печаль, сострадание и раскаяние. Рэйту даже стало его жаль.

– Кто ты, Малькольм?

Бывший слуга, когда-то казавшийся Рэйту похожим на хорька или лисицу, – как выяснилось, заслуженно, – нахмурился.

– Не могу тебе сказать.

– Вряд ли мне удастся кому-то разболтать.

Малькольм вздохнул.

– Не путай «не могу» и «не хочу». Я не могу ответить на этот вопрос так, чтобы ты понял. Боюсь, пока никто не сможет меня понять. Возможно, в будущем найдется тот, кто поймет мой ответ. Или тот, кому не нужно будет спрашивать.

– Значит, ты не все на свете знаешь?

Тот улыбнулся.

– И да и нет.

– Серьезно? – усмехнулся Рэйт.

Малькольм открыто взглянул на него.

– Тут я с тобой честен, и ты даже не представляешь, какая это редкость. – Он улыбнулся. – Ты не виноват в том, что не способен понять мои слова.

– Я скоро умру, так что уж постарайся объяснить, чтобы я понял.

– Прости. Приведу пример. – Малькольм поднял с пола камушек. – Если я уроню его, он упадет, я это знаю. А еще я знаю, что он упадет вот сюда. – Он указал на пол. – Мы оба знаем, верно? Однако… – Он отпустил камень, но прежде чем тот коснулся земли, подставил ногу, и камушек отлетел в сторону. – Все на свете изменчиво. По большей части я оказываюсь прав, но иногда кто-то подставляет ногу. Теперь понятнее?

– Чем ты отличаешься от всех остальных? У каждого из нас есть ожидания, которые не всегда…

– У меня нет ожиданий. Я просто знаю. Мне известно все, что произойдет в будущем, – если никто не вмешается. Я понимаю, отличие почти незаметно, но оно есть.

– Хочешь сказать, ты предсказатель? Как Магда?

– В некотором роде, однако, осмелюсь утверждать, мне известно гораздо больше, чем дереву. Зато я не так мудр.

Рэйт внимательно оглядел своего друга.

– Мне кажется, ты не человек. Ты фрэй? Ты поэтому не знаешь наши обычаи?

– Однажды я сказал тебе, что фрэи, дхерги и рхуны происходят от одного корня. Различия между ними возникли позже. Фрэи восприняли их легче и в результате стали жить дольше. Дхерги нашли убежище в пещерах и остановились в своем развитии, пусть им и неприятно это признавать. Людям повезло меньше всех. Я слишком поздно добрался до них. Но ты все изменишь. Мне очень жаль, что так получилось. Если бы можно было… – Он вздохнул. – Ладно, забудь.

– Можешь сказать мне кое-что?

– Это ведь не про Персефону?

Рэйт покачал головой.

– Нет, про маму и сестру.

Малькольм кивнул.

– Ты хочешь знать, удастся ли тебе увидеть их снова?

– Я много думал об этом. Мне так и не довелось с ними попрощаться и сказать «спасибо». Я не знаю, что происходит после смерти и куда я попаду – в Элисин, Рэл или Нифрэл. Я не знаю, где сейчас мои мать и сестра.

Малькольм немного подумал.

– Они отдали свои жизни, чтобы спасти тебя. Ты отдаешь свою жизнь, чтобы спасти всех, кто живет на лике Элан. Полагаю, после смерти хуже тебе не будет.

– Так ты не знаешь или не можешь мне рассказать?

– Ты очень скоро сам все узнаешь, – улыбнулся Малькольм, – но я думаю, тебе не стоит беспокоиться.

– Скажи хотя бы, как тебя зовут по-настоящему. Ведь не Малькольм же, правда?

– Сейчас – Малькольм. Уже несколько сотен лет это мое имя.

Несколько сотен лет?

– Имя – вещь временная, как одежда. Оно помогает нам выглядеть определенным образом, потом надоедает, и мы его меняем. Это все равно что спросить, какова моя настоящая рубашка.

– А какова была твоя первая рубашка?

– Давняя история, – ответил Малькольм, но Рэйт не сводил с него глаз. – Турин, – со вздохом признался он. – Именно так звали очень неопытного и очень глупого юношу.

Рэйт взглянул на наковальню, куда Роан положила раскаленный металл.

– Ты уверен, что это единственный способ все исправить, Турин?

– Если кто-то не подставит ногу. Кстати, про ноги… – Он встал. – Мне нужно поговорить с Нифроном, чтобы удостовериться, что он крепко стоит на ногах и не собирается наделать глупостей.

– Наверное, за ним нужен глаз да глаз.

– Как и за всеми остальными. – Малькольм повернулся, чтобы уйти, и, оглянувшись, добавил: – Я не исключение.

Малькольм обнаружил Нифрона в Верентеноне, на галерее третьего этажа.

– Твой план провалился, – заявил правитель Алон-Риста. – Похоже, предсказание, что я стану повелителем мира, не сбылось.

– Постарайся не думать слишком много; у тебя нет к этому таланта.

Нифрон изумленно поднял брови. Он никак не мог привыкнуть к новому Малькольму – рабу, который обращается с ним как с равным. «Нет, – подумал он, – он ведет себя не просто как равный, а как командир… или как отец». Нифрон плевать хотел на приказы Зефирона и отчасти поэтому проводил много времени за пределами крепости вместе с галантами. Ему точно так же было наплевать и на Малькольма. Если бы им оставалось жить больше чем один день, он мог бы высказать свои возражения, но сейчас не видел в этом смысла.

– Они возводят мосты, – Нифрон указал на семь выступов на противоположном берегу Берна. – Утром…

– Не утром, – прервал его Малькольм. – Они нападут ночью. – Он взглянул на звезды. – Через два или три часа.

Нифрона охватила паника, однако он взял себя в руки. Несколько часов ничего не решают. Итог будет тот же самый.