Улица почти зачищена, остался только один укрепленный особняк.

— Пленники?

— Как вы велели. Все сдавшиеся в плен пока еще живы.

— Есть сбежавшие?

— Да, мы многим позволили убежать, как вы велели. Но… — смертепоклонник помялся. — Зачем нам отпускать их? Разве владыка не был бы рад их смертям?

— Мы и без того пожнем обильный урожай для Нгахнаре. А выжившие должны нести весть о наших деяниях, о следовании единственно истинному в жизни. Страх будет расползаться по стране, по всему миру, выжигая надежду в душах людей. Когда мы придем, все будет готово к великой жатве.

"Я правда верю в свои слова? — спросил себя Ачек. — Или поступаю так лишь из жалости к людям, хочу, чтобы они спаслись? Впрочем, одно ведь другому не мешает. Пока что я сохранил им жизнь, но тем самым они послужат нашему делу. Это ведь правильно? Правильно".

Глаза сектанта наполнились благоговейным трепетом, он бросился на колени и пополз к ногам По-Тоно.

— Прошу простить мои сомнения и глупость, Мертвая Рука, — дрожащим голосом, преисполненным счастья, сказал смертепоклонник. — Я готов принять свою смерть.

— Рано. Ты еще послужишь багрово-черному владыке, — Ачек рывком поставил его на ноги. — Веди к особняку, я хочу поговорить с его защитниками.

В этом районе крупные дома и имения встречались довольно редко, но они все же были. Последователи Нгахнаре уже сталкивались с перестроенными в настоящие бастионы особняками и складами, поэтому По-Тоно знал, что при штурме жертв не избежать с обеих сторон. Аристократия и зажиточные горожане вовремя позаботились о собственной безопасности, поэтому придется прорываться через ряды наемников из Синдиката и городскую стражу. Сейчас весь город объединился против разбушевавшихся смертепоклонников, забыв о прежних разногласиях.

"Подумать только, а ведь я хотел спасти таких как они, когда взялся за внедрение в ряды сектантов, — ухмыльнулся Ачек. — Лжецы и обманутые — разница невелика. Все виновны, одни — в том, что обманывают, другие — в том, что следуют обману. Нгахнаре открыл мне истину, вернул меня к жизни и дал цель, смысл существования. Я достойно отплачу ему".

Ночь уже опустилась на Донкар, перекрасив пятна крови в черный цвет. Кое-где лениво занималось пламя пожара, сдерживаемое мелким дождем. На пустующих улицах кое-где встречались сектанты с вдохновенными лицами. Они разделывали трупы горожан и сооружали живые алтари. Прохладный ночной воздух не мог одолеть тяжелый запах разложения, который, кажется, пропитал даже каменную кладку стен зданий. Дождь, вместо того, чтобы смыть следы кошмара прошедших дней, делал только хуже, увлажняя жуткое зловоние и размазывая по лику города кровь и грязь.

Погруженный в мрачные размышления, Ачек шел по зачищенной сектантами улице. "Зачищенная" — наверное, самое неподходящее слово для ужаса, царящего в этом некогда оживленном районе Донкара. К такому он до сих пор не привык. Но ночь, огонь и кровь окрашивали все вокруг в багрово-черные тона мантии владыки, убеждая По-Тоно в том, что Нгахнаре ведет его верным путем. Тормуна шла рядом, беззаботно размахивая кинжалом с разноцветными ленточками. Ачек и не заметил, как к ней вернулось привычное состояние. Печаль, единственное ее настоящее чувство, отступила, поддавшись напору счастливого сумасшествия. "Снова забралась в свой панцирь, — грустно подумал мариец, глядя на девочку. — Что ж, если тебе так легче… Только не навреди себе, Тормуна".

Впереди показался особняк, больше похожий на обычный дом, обнесенный каменным забором, только очень большой. Неудивительно, в этом районе настоящих богачей не проживало. Из оборонительных сооружений — только заваленный мусором вход и натыканные по периметру колья. В принципе, проблема была не в них, а в том, что внутри засела городская стража и наемники. Оборонительное положение давало им преимущество, хоть и незначительное. Ачек был уверен, что если бы он не приказал останавливаться перед подобными препятствиями, то сектанты бы штурмовали особняк в лоб, перешагивая через трупы павших товарищей. Смерть за истину для них — высшая награда, но По-Тоно не хотел напрасно терять людей. Умереть они всегда успеют, а пока еще надо послужить делу Нгахнаре. Наверное…

— Где пленные?

— Здесь же, согнаны в один из домов, Мертвая Рука, — ответил их проводник.

Ачек окинул взглядом местные здания и указал на подходящую крышу, которая хорошо просматривалась из забаррикадированного имения:

— Приведите их туда.

Он первым взошел на плоскую просторную крышу и стал всматриваться в тени, мелькающие в окнах соседнего здания. Кажется, его наконец заметили.

— Я хочу поговорить, — выкрикнул Ачек. — Кто у вас главный?

— Убирайтесь отсюда! — раздался не очень уверенный голос из особняка. — Нападете — всех положим!

— Если вы сдадитесь, то я позволю владыке Нгахнаре решить вашу судьбу!

Повисло молчание. Видимо, внутри здания шло обсуждение предложения.

— Мы не верим тебе, сектант, — выкрикнул другой голос. — Выйдем, а вы нас всех убьете!

— Вы можете сами убедиться в правдивости моих слов. Просто смотрите.

На крышу привели всех пленников, которых в общей сумме оказалось двадцать три человека. Для одной улицы это достаточно много, если учесть, что они сдавались смертепоклонникам. Согласно расхожему мнению, это равносильно смерти, но Ачек решил дать этим людям шанс. Пусть багрово-черный владыка вынесет им приговор.

У края крыши поместилось лишь девять человек, которых поставили на колени лицом к особняку. В основном женщины, дети и старики. Мужчины предпочитали умирать в бою. Или сбегать, пока сектанты отвлекались на их беззащитные семьи.

Стянув перчатку с омертвевшей руки, Ачек достал монетку.

— Пусть Мертвую Руку направит воля Нгахнаре, — произнес он, словно заключая договор со смертью воплощенной. — Орел — смерть, решка — жизнь.

Тихо зазвенев, монетка подлетела вверх, на мгновение повисла в воздухе и вернулась обратно, закончив свой короткий полет в кулаке По-Тоно. Он разжал серые сморщенные пальцы и взглянул на ладонь.

— Смерть.

Короткий вскрик, и крайняя женщина полетела с крыши вниз, налету разбрызгивая кровь из рассеченной шеи. Дети заплакали, кто-то из пленников попытался вырываться, но сектанты крепко держали их. И снова воздух разрезал тихий звон монетки, показавшийся оглушительно громким второму пленнику с края, мальчишке лет десяти. Слезы лились по его лицу, он пытался что-то выговорить, но не мог.

— Смерть.

Мальчик был чем-то похож на свою предшественницу. Скорее всего, это ее сын. С глухим ударом тела о мостовую, он навсегда воссоединился со своей матерью.

— Смерть.

В третий, четвертый, десятый… В двадцать третий раз на ладони омертвевшей руки Ачека мирно покоилась безразличная к жизням людей монетка, демонстрирующая затянутому тучами ночному небу вычеканенный венок из переплетенных лилий, роз и гвоздик — символов трех провинций Алокрии. Орел. Смерть.

Все пленники бесформенной грудой лежали на улице с перерезанными глотками. Похоже, что руку лидера