Найдя внутри безделушки записку возлюбленного, Лавиния вскоре стала действовать по разработанному князем Трубецким плану. Она заявила ничего не подозревавшему мужу, что готова покориться его требованиям, но предварительно хочет помириться с родными, которым она причинила столько огорчений и хлопот. Обрадованный Жадимировский поспешил привезти покорную супругу к её родителям. После извинений и родственных объятий Лавиния пожелала увидеть свою бывшую детскую комнатку и бежала через чёрный ход к ожидавшей карете. Лошади быстро помчались к дому голландского посланника, где беглянку с нетерпением ожидал князь Трубецкой.[592]

Оскорблённый обманом, почётный гражданин Алексей Жадимировский, не замедлив, довёл до сведения санкт-петербургского обер-полицеймейстера, что жена его Лавиния под предлогом свидания с матерью, состоявшей во втором браке с великобританским подданным, ушла 5 мая 1851 года из своего дома на Большой Морской, 21, в «Английский магазин», откуда уже не возвратилась. Неверная супруга бежала с уволенным в отставку из Апшеронского пехотного полка штабс-капитаном князем Сергеем Васильевичем Трубецким. Разразился такой скандал, что Никольс и Плинке предпочли отойти от дел своего предприятия.

Самодержец был разгневан: его оскорбили и как императора и как мужчину. Он ещё мог простить свою подданную за её верность супругу, но чтобы монарха предпочли другому? И кому? Какому-то князьку, отставному штафирке, не так уж и молодому и вовсе не красавцу! К этому примешивалось и ревнивое желание сделать пакость не только Сергею Трубецкому, но, воспользовавшись случаем, насолить и его старшему брату Александру, нахальному любимчику императрицы Александры Феодоровны, да и ей самой напомнить, чтобы не забывалась.

Император дерзостей от подданных не терпел и слишком хорошо помнил об оскорблённом самолюбии. Когда другая «героиня», посмевшая не ответить на любовь Николая I, – княгиня София Несвицкая, урождённая Лешерн, оказавшись в нищете, почти ослепшая, брошенная неверным мужем и боязливым любовником, испугавшимся венценосного соперника, посмела через несколько лет «подать на высочайшее имя прошение о вспомоществовании», то монарх вначале было назначил для титулованной особы довольно крупную сумму, «но в минуту подписания бумаги, увидав на прошении имя княгини Несвицкой, рождённой Лешерн, порывистым жестом разорвал бумагу, сказав: «Этой?! Никогда… и ничего!»[593]

Посему в отношении Лавинии Жадимировской и её «совратителя» и состоялось «Высочайшее повеление о принятии строгих мер»: влюблённую парочку приказано догнать, задержать и отправить их в Санкт-Петербург поодиночке на фельдъегерских тройках, да ещё под конвоем жандармских офицеров.

Между тем беглецы прожили под защитой экстерриториальности в посольском доме около месяца, пока друг князя не выправил подорожную (на имя отставного лейб-гвардии Гродненского гусарского полка штабс-ротмистра Фёдорова), согласно которой возлюбленная пара отправилась на перекладных в Тифлис, вначале думая переправиться либо в Константинополь, либо в Одессу, но затем решили плыть в Италию. В Редут-Кале их уже ожидала парусная шхуна. Но перед отплытием Трубецкой, чтобы скоротать время, на свою беду стал играть в зале гостиницы в бильярд. Случайно вошедшему туда местному полицейскому бросилось в глаза отсутствие большого пальца на правой руке азартного игрока: то была примета разыскиваемого беглеца…[594]

Вся эта история по отысканию и доставке прегрешившей парочки в столицу обошлась казне в 2269 рублей 163/4 копейки серебром.[595] Сергея Трубецкого за увоз чужой жены посадили в Алексеевский равелин Петропавловской крепости, судили, а затем, лишив не только чинов и ордена, добытого за храбрость на поле брани, но и дворянского и княжеского достоинства, отправили под строжайший надзор в Петрозаводский гарнизонный батальон рядовым.[596]

Малолетней его дочери повезло больше: после окончания института вдова Николая I устроила юную воспитанницу фрейлиной к императрице Марии Александровне. Вскоре изящная фигурка, роскошные белокурые волосы, сверкающие карие глаза и восхитительный цвет лица княжны настолько пленили французского посланника – графа де Морни, что тот, совсем потеряв голову и к тому же совершенно позабыв о своей парижской пассии, женился на очаровательной бесприданнице.

Что же до Лавинии Жадимировской, то несчастную жертву адюльтера по приказанию считавшего себя рыцарем державного самодержца провели в самый разгар дня как сквозь строй через вереницу прогуливавшихся по столичному Невскому проспекту, тем самым подвергнув исстрадавшуюся бедняжку несмываемому позору в глазах светского общества.[597] Муж беглянки, чтобы замять оскорбительные толки, поскорее выхлопотал заграничный паспорт и уехал с провинившейся «половиной», причём «к великому огорчению всех охотников до крупных и громких скандалов, сохраняя с женой самые корректные и дружелюбные отношения».[598]

Когда Николай I скончался, Трубецкой был помилован и сразу вышел в отставку. Лавиния Александровна Жадимировская, получившая развод, переехала к любимому в его поместье, но, даже когда в 1859 году скончался Алексей Иванович Жадимировский, сочетаться с суженым узами брака она, разрушительница предыдущего семейного союза, не могла по церковным установлениям.[599] Только год влюблённые смогли наслаждаться так дорого приобретённым счастьем. Через несколько лет после смерти любимого красавица-вдова вышла замуж за графа Сухтелена, которого тоже пережила, а потом, будучи уже пожилой, падчерица бывшего совладельца петербургского «Английского магазина» отдала руку то ли какому-то итальянскому маркизу,[600] то ли графу де Кастелю.[601] Мимо столь трагической и одновременно романтической истории, оказавшейся прихотливо связанной со столичным «Английским магазином», не смогли пройти уже в XX веке ни известный историк П.Е. Щёголев, написавший очерк «Любовь в равелине», ни Булат Окуджава, посвятивший событиям середины меркантильного столетия пламенные строки романа «Путешествие дилетантов».